…А канонада все ближе и ближе. Чаще гонцы с фронта. Тучами собирается пыль и стоит над городом, прикрывая мутное огненное солнце. Изредка вспыхивают молнии. Тянутся обозы, кричат тревожно паровики, проносятся кавалеристы.
Только возле черного трибунала коммуны стоит гнетущее молчание.
Да:
будут сотни расстрелов, и я окончательно сбиваюсь с ног!
Да:
уже слышат версальцы, как в гулкой и мертвой тишине княжеского имения над городом вспыхивают четкие и короткие выстрелы; версальцы знают:
– штаб Духонина!
…А утра цветут перламутром, и падают рассветные зори в туман дальнего бора.
…А глухая канонада растет.
Растет предгрозье: скоро будет гроза.
* * *
…Я вхожу в княжеский дворец.
Доктор Табагат и часовой пьют вино. Андрюша хмурый сидит в углу. Потом Андрюша подходит ко мне и наивно печально говорит:
– Слушай, друже! Отпусти меня!
Я:
– Куда?
Андрюша:
– На фронт. Я больше не могу здесь.
Ага! Он больше не может! И вдруг во мне вспыхнула злость. Наконец прорвалось. Я долго сдерживал себя. Он хочет на фронт? Он хочет подальше от этого черного, грязного дела? Он хочет умыть руки и быть невинным, как голубь? Он мне отдает «свое право» купаться в лужах крови?
Тогда я кричу:
– Вы забываетесь! Слышите?.. Если вы еще раз скажете об этом, я вас немедленно расстреляю.
Доктор Табагат динамично:
– Так его! Так его! – и покатил хохот по пустынным лабиринтам княжеских комнат. – Так его! Так его!
Андрюша стушевался, побледнел и вышел из кабинета. Доктор сказал:
– Точка! Я отдохну! Поработай еще ты!
Я:
– Кто на очереди?
– Дело номер двести восемьдесят два.
Я:
– Введите.
Часовой молча, как автомат, вышел из комнаты.
(Да, это был незаменимый часовой: не только Андрюша – и мы грешили: я и доктор. Мы часто уклонялись от надзора над расстрелами. Но он, этот дегенерат, всегда был солдатом революции и только тогда шел с поля, когда таяли дымки и зарывали расстрелянных.)
…Портьера раздвинулась, и в мой кабинет вошли двое: женщина в трауре и мужчина в пенсне. Они были предельно напуганы обстановкой: аристократическая роскошь, княжеские портреты и кавардак – пустые бутылки, револьверы и синий папиросный дым.
Я:
– Ваша фамилия?
– Зет!
– Ваша фамилия?
– Игрек!
Мужчина собрал тонкие побледневшие губы и впал в беспардонно-плаксивый тон: он просил милости. Женщина вытирала платком глаза.
Я:
– Где вас забрали?
– Там-то!
– За что вас забрали?
– За то-то!
Ага, у вас было собрание! Какие могут быть собрания в такое тревожное время ночью на частной квартире?
Ага, вы теософы! Ищете правды!.. Новой? Так! Так!.. Кто же это?.. Христос?.. Нет?.. Другой спаситель мира?.. Так! Вас не удовлетворяет ни Конфуций, ни Лаотсе, ни Будда, ни Магомет, ни сам черт!.. Ага, понимаю: надо заполнить пустое место…