Соответственно Играр Велиев считался не только наследником, но и обязан был заботиться о своих родителях. Отец умер, когда он был совсем молодой. Но мать, родившая восьмерых детей, сумела дожить почти до девяносто лет, сохраняя ясный ум и хорошую память. Велиев был отцом четверых детей. Его всегда окружали многочисленные родственники из его родного района, которым он помогал, не отказывая никому. К тому же Ринат знал, что Велиев добровольно помогает дому престарелых в одной из российских областей, не афишируя свою помощь. Когда Ринат предложил написать об этом, Велиев попросил его ничего не публиковать.
– Я верующий человек, – коротко сказал он, – у меня и так много грехов. Очень много, Ринат. Но этим старикам я помогаю потому, что они остались без детей и без внуков. У них никого нет. Возможно, так решил Аллах. И он решил, что я должен им помогать. А если ты об этом напишешь, значит, я делаю это для того, чтобы о моих делах узнали другие. А это уже нечестно. Не пиши об этом, я тебя очень прошу.
Ринат не написал. Но запомнил слова бизнесмена. Когда через несколько лет их представили друг другу в московском нефтяном клубе, они сразу вспомнили о своей первой встрече. Играру понравился молодой человек, который так тактично и деликатно себя вел, опубликовал такую статью и даже не намекал на вознаграждение, обычно принятое в среде журналистов, когда они пишут на подобные темы. А Ринату понравился этот бизнесмен, не старавшийся афишировать свои добрые дела и отличавшийся таким трезвым взглядом на суть происходивших событий. Последние три месяца они очень сдружились, проводя время в многочисленных азербайджанских ресторанах, казалось, открытых по всему городу.
При этом в каждом ресторане у Играра Велиева находились знакомые и друзья, словно все открывшиеся в Москве рестораны состояли из владельцев, являвшихся или его родственниками, или друзьями, или родственниками друзей, или друзьями родственников. Ринат иногда завидовал своему другу. Он потерял отца в четыре года и почти не знал родственников своего отца. А по материнской линии никого не осталось, если не считать «умершего и воскресшего» Владимира Глущенко.
Под утро, примерно в половине шестого, наконец подали хаш. Его принесли в очень глубоких тарелках. Золотистая жидкость наваристого бульона привела Диму в полный восторг. К этому времени он довольно основательно «нагрузился», и каждая новая деталь из затянувшегося ночного обеда, перешедшего в утреннюю трапезу, приводила его в умиление. Велиев по обыкновению почти не пил. Только попав в Москву, он приучил себя иногда позволять себе рюмку водки или полстакана красного вина. Но за хашем не пить водку было почти невозможно.