Кому мстить? Динаре?! Боже, да за что?! За то, что она с таким голодным пылом рвётся к съёмкам?! За то, что презирает и совершенно справедливо пре-зирает дуру Марианну?! За свой безмерный труд они получают сущие гроши! Вся их работа — это жертва на алтаре искусства!
Талант Пономаренко был так велик, так силён и ярок, что зажигал всё вокруг, в том числе и Марианну. Что же там творится у киношников у этих, что такой ве-ликий дар они задвигают на третьи роли?! Неужели потому, что всякие там папи-ки подсовывают вместе со спонсорскими средствами своих гладких тёлок?!
И вот теперь она шла к себе. Никто не пошёл проводить её. У машины едва виднелась тёмная фигура. Неужели Карсавин?! Очень кстати, сейчас хотелось бы с кем-нибудь поговорить.
Фигура поднялась и выплыла под свет луны. И лишь тогда Марианна с до-садой поняла, что это не актёр. Это та старуха, которая подменяет заболевшую актрису. С этой бабкой у Марианны связано неприятное воспоминание. Та своими причитаниями в бане чуть не свела её с ума. Такое привиделось!
— Что ты, голубка, больно уж бледна сегодня. — ласково заговорила бабка. Ма-рианна вздрогнула. Вот тогда, в бане, с таких же ласковых слов и начались галлю-цинации.
— Нормально всё. Устала просто. — буркнула Марианна.
— А что же к людям не идёшь? Вон, у Семёновых-то как смеются! Хорошая семья, детишки ровно огурцы на грядке!
— А мне-то что? Меня никто не звал.
— А ты не будь такой гордячкой. Здесь, вишь, деревня. Обычаи простые. — вкрадчиво сказала бабка. И от этого голоса у Марианны выпал из виска горячий гвоздь. Сразу полегчало и появился интерес.
— Век что ли будешь мыкаться царевной-несмеяной? Пришла бы, принесла конфет к столу. Глядишь, к тебе и подобреют.
— У меня нет конфет, только фитнес-хлопья. — с печалью отвечала Марианна.
— Чудные люди. Чего творят с собой! На вот. Отнеси девчонке ихней, Кате-рине. Да не говори, что от меня. На что им стара бабка! Сделай хоть чего-нибудь хорошее другим.
Ей было только что так тошно, что страшно оставаться в одиночестве в этой железной коробке, набитой, как беличье дупло, припасами, косметикой и всяким барахлом. И в самом деле захотелось к людям. Чего она так шарахается от них? Нормальные люди. И батя у них нормальный. Ей бы такого! Ну и что, что мент! Он же Марианночку не заметал с Тверской, в обезьяннике не парил, слов плохих не говорил.
* * *
— Можно к вам? — с несмелой улыбкой возникла на веранде Марианна.
Это была такая картина! В центре, под старым абажуром с допотопной бахро-мой, томительно вздыхал паром самовар, увешанный гирляндами румяных сушек. А на весёленькой клеёнке разнокалиберные чашки. Под тёплым светом абажура лица всех казались розово-оранжевыми, глаза блестели.