— Пойдём, подслушаем! — блестя глазами, зашептала Катька.
— Ты что?! Это некрасиво! — ответила ей Наташа.
— Ещё чего! — презрительно отозвалась лихая атаманша и быстро, как уж, скользнула к калитке.
— Стой, Катька! — ругаясь шёпотом, побежала за ней Платонова. — Не смей так делать! Это неприлично!
Это было в самом деле неприлично, и Лёнька побежал следом. Он очень со-жалел, что не обладает, подобно наглой Катьке, раскованностью. Если бы не это, он сам пошёл бы слушать под окошком.
Негодная девчонка уже сидела у стены и держала наготове широко открытый рот. Весь вид её выражал полнейшую решимость: мол, только пальцем тронь, как заору!
Лёнька подобрался ползком, как и Наташа. Вот будет дело, если их застука-ют!
— Скажешь ей, когда придёт, — раздался низкий голос Леха сквозь марлевую преграду от мух. — чтобы зашла ко мне на пасеку.
Бабушка Лукерья что-то невнятно проворчала.
— Я не могу её ждать. — ответил пасечник. — Я должен стеречь дом.
Он вышел. Сидящие под окном хотели уже потихоньку выбираться, как вдруг с удивлением услышали, как бабка Лукерья яростно плюётся.
— Ирод, чисто ирод! — ругалась она. А потом послышалось торопливое моно-тонное бормотание: старуха молилась!
Наташа с Лёнькой переглянулись. Ничего особенного, если подумать, не про-изошло. Но отдельные детали складывались в довольно подозрительную картину. Бабка Лукерья не любила пасечника Леха и это было вполне понятно. Ведь если Леший и впрямь соврал, если нелюдимый пасечник не родня старухе, то её непри-язненное отношение к цыгану имеет объяснение. Зато у её свояченицы с Лехом были какие-то свои тайны. Лех должен охранять свой дом — что всё это значит? От кого он должен охранять его, если туда свободен доступ не только для всей съё-мочной группы, но и для Наташи с Лёном?!
— Пойдём, спросим Лешего. — почему-то шёпотом предложила Наташа. И они почти ползком выбрались из-под окошка.
— Дядя Леший! — позвали они под окном у покосившейся избы экс-лесника. Никто им не ответил. Калитка не была заперта на крюк. Хотя обычно, как они за-метили, Леший очень старательно запирал её, чтобы не допустить проникновения в свой огород варюхинских нахальных кур. Оставшись без своего раджи, весь га-рем бестолково шастал по деревне. Вот и теперь в огороде копошились разно-цветные несушки.
— Дядя Кузьма! — снова позвали они, теперь уже с запущенного и захламлён-ного крыльца. Стук в дверь ничего не дал. Поторкались немного, подёргали за ручку. Обычно у блошинских запирали калитки от настырных кур, а двери как раз едва прикрыты — только, чтобы мухи не лезли в сени. Здесь же всё наоборот.