Я снова достал телефон. Десять! Ровная тысяча с двумя мигающими точками по середине. Тут меня посетила невольно-пугающая мысль, и я, отбросив щётку, стал не отрываясь смотреть на экран. От постоянных десяти часов руки стало неприятно трясти. Я посчитал мигание точек, шестьдесят. Тысяча на месте! Посчитал ещё раз. Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят, ну! Циферки даже не дёрнулись. А внутри меня что-то дёрнулось. Нехорошее такое дёрнулось.
Я поднялся и, подойдя к приоткрытой двери, посмотрел в четвёртый. Пацаны всё так же бегали, явно не обращая внимания на затянувшиеся десять дня. Ничего не понимая и пытаясь отмахнуться от плохих предчувствий, я вернулся обратно и плюхнулся в чёрное кресло. Мойщик мойщиком, а кресло себе схитил, как в лучших офисах. Схитил — это вместо спиз. ил, такие вот у нас тут этичные картёжники работают. Посидев минут десять, и так и не поняв за какую ниточку дёрнуть, чтобы распутать этот клубок дерьма, я поднялся и принялся ходить туда-сюда по мойке, сцепив руки за спиной. Мне бы полосатую фуфайку, вылитый урка со строгого. Хотя нет, с моими то длинными светлыми волосами я и в фуфайке буду выглядеть, как… а чёрт его знает как.
Так прошло ещё минут десять, в глупом метании из одного угла в другой, а тысяча на часах никак не менялась. Что-то произошло, и продолжает происходить, что-то нехорошее, и нужно как-то действовать, а как я пока не придумал. Пойти и сказать им, что они гонят, что уже давно двенадцать и что… вот именно — что?
Через два часа я уже был полностью уверен, что всё совсем не так, как было вчера, позавчера, да и вообще до этого. Время реально стоит на месте, зациклившись на одной и той же минуте. На одной минуте одиннадцатого.
В голове родилась успокаивающая мысль, когда-нибудь чистые формы закончатся, или не останется места в сушке, и тогда, наконец, эти тугодумы зададутся вопросом, а как это мы до десяти заполнили всю сушку? Но время шло. Никто не заглядывал ко мне, чтобы забрать новую партию чистых форм, или позвать на обед. Впрочем, на обед меня никогда и не звали, а вот за формами по любому должны были припереться, у них же их там не бесконечное количество, ну сто, ну сто пятьдесят штук. Не больше. Я закурил, и под воздействием никотина в голове змеями зашипели ужасные предположения. А может, если время не движется, то и места в сушке не становится меньше? Может, материя тоже как-то видоизменилась? Они ж наверняка прочно между собой связаны, эти материя и время.
Я почувствовал себя не хорошо, а никотин продолжил ускорять работу головного мозга, и тот стал с завидной стабильностью плодить вопросы, один страшнее другого. Почему