— Где?! — не поверил Вадим.
— В Ханты-Мансийском округе, на берегу Северной Сосьвы, — терпеливо повторил Егор. Вадим недоверчиво разглядывал брата и вдруг засмеялся хрипло, злорадно. Егор поморщился: зря он сказал про Марину, нужно было и дальше молчать. Опять же — кто его знает, как лучше?
— Что ж ее туда занесло? Любовь, да? К какому-нибудь робкому чукотскому мальчику. Впрочем, судя по фамилии — еврейскому мальчику.
— Муж у нее русский, сибиряк…
— Да, да. Заметно — фамилия исконно русская, — хохотнул опять Вадим.
— Это фамилия ее первого мужа.
— А-а-а. А первый чем плох был? Пейсы раздражали?
— Я в подробности не вдавался. Знаю лишь, что она с ним пять лет прожила. Потом он умер.
— Братва путевку организовала?
— Нет, инфаркт. Ему было за пятьдесят.
— Новость. Чем же ее старичок привлек?
— Не спеши с выводами, Вадим, не думаю я, что Марина стоит твоей ненависти. Жизнь порой такие коленца выкидывает, что не поймешь, кто прав, кто виноват. Тебя, если со стороны смотреть, тоже есть за что судить.
— Например?
— А ты подумай, почему тебя тот же Стрельцов `Синей бородой' называет?
Вадим нехорошо посмотрел на Егора и протянул:
— Синяя борода значит? Раб Александр придумал? А что, вполне в его духе. Завидует стервец.
— Да уж чему завидовать, Вадим? Сколько у тебя жен было? И хоть бы с одной благополучно…
— С Ритой, — усмехнулся Вадим.
— А, ну да! Ты ее бросил, оставив инвалидкой, но хоть живой. Действительно — обошлось!
— Слышу сарказм в голосе. Упрекаешь? Осуждаешь? А сам чтоб сделал?
— С твоими возможностями можно было найти хорошего врача.
— А зачем? Это был ее выбор! Ее блажь! Она хотела, она получила.
— Согласен, не злись. Поступила она дурно, но и заплатила за то с лихвой…
— Тогда какие претензии ко мне? — развел руками Вадим.
— Ладно, опустим Риту, хотя все равно мог и помочь.
— Она для меня еще в тот день умерла, когда на пикник отправилась. А мертвым я не помощник.
— Хорошо, а Катерина?
— А ну давай и ее сюда же. Тоже я виноват?
— Нет, я про ее сына…
— Он ее сын.
— Он был совсем ребенком.
— Бесенком! Да меня от одного его вида бросало в дрожь! Бедный, несчастный мальчик, и все-то ему мало было. Подойдет — вид ранимый, трогательный, взгляд честный. Смотришь и не веришь, что это чудовище мать с грязью смешивает… Да что вспоминать? Проехали.
— Его посадили.
— Наркота? Криминал?
— Откуда знаешь?
— Предположил. Наклонности у него с рождения весьма красноречивые были. Воровал легко, врал — виртуозно.
— Он был ребенком, — упрямо повторил Егор.
— Он был законченным эгоистом! Монстриком! Катя понимала это!