Перед нами вырос мальчик лет восьми, с трепетом прижимающий яркий пакет с конфетами к груди. Он с любопытством уставился на странных взрослых: видимо, принял наше озорство, как продолжение Новогоднего представления. Сережа сел, помог сесть мне и широко улыбнулся мальчику:
— Привет! Дед Мороз отоварил? Ты не в курсе, когда он взрослым подарки раздавать собирается?
Мальчик засмеялся:
— Он только маленьким подарки приносит, а ты очень большой!
— Да? А вот и не правда — большим он тоже подарки делает, и не хуже, — покосился на меня. — Да, Анюта?
— Да, — счастливо рассмеялась я. — Еще лучше, чем конфеты.
— А что конфеты, Анюта? Путевка к стамотологу…
— Он еще апельсины дает! — заметил мальчик, категорически не понимая, что может быть лучше Новогоднего подарка с горой конфет, шоколада, яблоками и мандаринами.
— Апельсины, говоришь, — Сергей изобразил легкую зависть на лице. — Да, это серьезно. Вот ведь жизнь, Анюта, кому халява сплошная, кому — проза.
Он поднялся и помог подняться мне, отряхнул снег с шубки. Повернулся к мальчику и подал руку:
— Бывай, старик, приятно было познакомиться.
Мальчик с серьезным видом пожал огромную ручищу и кивнул:
— И вам — до свидания…А хотите апельсинку?
— Нет, спасибо, мы у Деда Мороза попросим. Он щедрый, — я со значением посмотрела на Сережу. Он засмеялся и увлек меня в сторону от ребенка, туда, где виднелась вывеска «Пончиковая».
— Сначала согреться и поесть, потом апельсины у Деда Мороза клянчить.
— Ух, жабка! А если я подарок хочу — большой. И чтобы конфет — не унести, и всего, что положено по списку — туда же!
— Ничего себе у вас запросы, Снегурочка. Ох, и алчные нынче внучки пошли, — проворчал он, лукаво щурясь.
Купил огромную картонную шкатулку с оленями, елкой и прочими атрибутами Нового года. Поставил передо мной и пошел забирать остальное: пончики, кофе, мороженное.
И хорошо, что ушел — моя довольная, почти восторженная улыбка при виде красивой коробки тут же поблекла, как только Сергей повернулся ко мне спиной. Я смотрела на подарок и чувствовала лишь грусть, близкую к истерике — то ли слезам, то ли яростному всплеску.
Впрочем, в русском языке есть более точное определение данному чувству — обида. Глубокая, закостеневшая за давностью лет.
Почему так сложилось? Почему в моем мире не нашлось места кому-то, кроме родных братьев? Почему, имея родителей, я росла фактически сиротой?
Да, у меня были подарки на Новый год. Но я знала точно, что имя того, кто их мне приносит не Дед Мороз, и не мама с папой. Моего Деда Мороза звали Алеша, Андрей, Сережа…