Мне выпало на долю прочитать «лекцию» по одному разделу этой истории партии перед ответственными партийцами первоуральского района. Конечно, я прошел через этот болезненный фарс только потому, что это был приказ горкома, которому я не мог осмелиться не повиноваться. Моей темой было «Коммунистическая партия в борьбе за коллективизацию сельского хозяйства». Я набил себе голову соответствующими отрывками из официальной истории, заучил речи Сталина по этому вопросу, затем взошел на трибуну перед аудиторией наполненной людьми и врал, как это мне было предписано, в течение более, чем одного часа.
Каждое произносимое мною слово лжи вскрывало полузажившие раны моего собственного потрясающего опыта в период коллективизации и последующего голода. Мне казалось, что я издеваюсь над детьми с распухшими животами, среди которых я работал и беспокою тела мертвых, разбросанные по деревне. И все время, пока я говорил, я не сомневался, что мои слушатели также знали, что я лгу. Мои слова и их аплодисменты были одинаково серьезны; мы все были актерами, игравшими предписанные нам роли в трагической политической комедии.
Почему я, почему аудитория, подчинились этому безобразию? По той же причине, почему вы вручаете бумажник бандиту, направившему на вас свой револьвер. Пусть ни один иностранец, уверенный в своих человеческих правах, не посмотрит сверху вниз на русских, вынужденных «читать лекции», как я это делал, и аплодировать, как это делала моя аудитория.
Наряду с «воспитанием» членов партии и беспартийных на этой извращенной истории, официальные пропагандисты основывали свою работу на двух положениях о внешнем мире. Первым было одностороннее и искаженное описание жизни в капиталистическом мире, особенно в Соединенных Штатах и Англии. Лектор показывал картины из иностранной прессы, в которых забастовщики избивались полицией, толпы безработных разгонялись пожарными насосами, слезоточивыми бомбами, бросаемыми в пролетариат. Представляемый как полное отражение капитализма, этот материал оставлял глубокое впечатление; он казался официальным, документированным, бесспорным.
Вторым было цитирование нападок на Советский союз враждебных иностранцев, в которых были обидные или оскорбительные замечания о русском народе, эти писания не проводили отчетливой разграничительной линии между русским народом и советским режимом. Человеческое достоинство и национальная гордость слушателей оказывались возмущенными.
Заслуживает упоминания еще один результат великой чистки. Каждый коммунист имеет партийный билет. Это его личный паспорт, его политический патент, эта книжечка, кроме его личных данных, имеет также подписи местных партийных руководителей, которые ее выдали. Поскольку большинство руководящих партийных работников было вычищено, оказалось, что большинство коммунистов имели на своих священных документах подписи врагов народа. Кремль не мог терпеть этого насмешливого явления. Для того, чтобы искоренить почерк и память о мертвых и заключенных, была, поэтому, предписана новая регистрация коммунистов осенью 1938 года. Там, где партийные билеты были подписаны ликвидированными «врагами народа», были выданы новые. Этот процесс превратился в новую чистку, хотя и меньших размеров.