— А у нас паспортов, к сожалению, нет. Потеряли.
— О, это ничего, — грудным голосом ответила дежурная, влюбленно глядя на него. — Заполните карточки.
Они заполнили карточки, Гоша передал их в окошечко.
— Вам на одну ночь? — Слово «ночь» дежурная произнесла с придыханием. — С вас триста рублей. Гоша расплатился.
— Номера семнадцать и восемнадцать, третий этаж, — почти прошептала дежурная. — Ключи у портье.
Поднимаясь по лестнице, Гоша с тоской подумал, что эта дура дежурная вообразила бог знает что и еще, чего доброго, припрется к нему в номер за продолжением. Они разбудили портье, помятую всклокоченную женщину, которая спала сидя за столом, получили ключи и пошли по коридору, устланному мягкой дорожкой. Гоша открыл дверь семнадцатого номера, вошел, осмотрел. В номере были деревянная кровать, телевизор на тумбочке, два стула и кресло. На окне висели тяжелые портьеры, Гоша пошевелил их, проверяя, не спрятался ли кто за ними. В небольшом коридорчике стоял покосившийся шкаф и была дверь в ванную, Гоша вошел в ванную, включил свет, осмотрел.
— Располагайся, — сказал он. Потом достал из кармана браунинг, проверил патроны. Обойма была полна. Он протянул браунинг Арине. — Возьми.
— Зачем? — испуганно прошептала Арина.
— Бери. Пригодится. Умеешь обращаться?
Арина покачала головой, Гоша показал, как снять пистолет с предохранителя, как стрелять. Арина с опаской взяла оружие.
— Я не смогу выстрелить.
— Стрелять не надо. Только припугни.
— Кого?
— Мало ли что может случиться. Ладно, я пошел. Если что, стучи в стену. Дверь запри.
Он открыл свой номер, оказавшийся зеркальным отражением первого, вошел, запер дверь. Зашел в ванную, умылся, хмуро посмотрел на себя в зеркало, поморщился, потом вдруг подмигнул отражению и засмеялся. Вышел в комнату, хотел было раздеться, но передумал, снял только туфли и упал на кровать. Нащупал на тумбочке пульт управления телевизором, включил, закрыл глаза. Телевизор зашумел, Гоша уменьшил громкость. Рукоплескания. Нескончаемые рукоплескания. Он открыл глаза. Показывали восторженных людей, с остервенением бьющих в ладоши. Театр? Хлопают стоя, на лицах счастье. Камера сдвигается. На сцене — длинный стол, покрытый красным сукном, за столом стоят люди, тоже хлопают. Молотов, Хрущев… Камера сдвигается влево. Там трибуна, а за ней — Сталин. Улыбается, лицо у него доброе. Отрывок из хроники? Странно, изображение цветное. Фильм какой-то? Сталин поднимает руку, и аплодисменты разом стихают, слышится шум — люди садятся. Сталин продолжает говорить. Он говорит что-то об успехах, о достижениях советского народа, о временных трудностях, о врагах, об империализме, говорит долго и нудно. Нет, это не отрывок из хроники и не фильм, это трансляция. Гоше вдруг стало жутко, и он быстро переключил канал. Тоже аплодисменты. Это Дворец съездов, Гоша узнал. Лица более современные и менее восторженные, но аплодисменты — бурные и продолжительные. На трибуне — Брежнев. Покачивает рукой. Слышатся крики: «Слава! Слава! Слава!» Гоша опять переключил канал. Андропов. И снова аплодисменты и овации. На следующем канале будет Черненко, подумал Гоша и не угадал. На следующем канале показывали порнографический фильм. Гоша вспомнил полемику в прессе, что считать эротикой, а что порнографией, и засмеялся. Здесь была самая черная порнография, сомневаться не приходилось. Стало противно, и Гоша переключился. «Лебединое озеро». Чудесный балет, волшебная музыка, но «Лебединое озеро» всегда показывали, когда умирал кто-то из советской верхушки, и Гоше не захотелось его смотреть, он выключил телевизор. Надо поспать.