— Замок там очень простой. Поставь другой. И дверь хлипкая…
Они уставились друг на друга, помолчали, потом Гоша медленно произнес:
— Пусть хозяин делает.
— Да, конечно, — испуганно сказала Валя. — Это я так, по инерции.
Они помолчали. Потом Гоша сказал:
— А откуда у Петьки взялся пистолет? Он в магазине был с пистолетом.
— Наверное, ему отец дал. Он же незаряженный был, я проверила.
Гоша покачал головой, налил по третьей.
— Ой, я уже пьяная, — сказала Валя.
— Да ладно. Что тебе, на работу завтра, что ли?
Он уставился на нее, силясь вспомнить, что им предстоит завтра. Валя тоже смотрела на него, лицо у нее было растерянное. Потом молча взяла рюмку, опрокинула водку в рот, отломила кусочек хлеба, принялась жевать.
— Дурдом, — с нервным смешком сказал Гоша.
— Знаешь, — сказала Валя, — я уже сколько времени не ем кинзилит и меня не уносит.
— Да?
— Да. И чувствую — не унесет. Вот тебе и Черный квартал. Ну и чудно! Не надо этого дурацкого кинзилита. Он рыбой отдает, причем плохой рыбой. Терпеть не могу плохую рыбу! Который час? Десять? Пойду-ка я детей уложу. А ты тут без меня не пей, ладно? Я приду, допьем. Что нам, правда, на работу завтра, что ли?
Гоша кивнул. Валя вышла к детям.
— Мам, ну рано же еще! — хором начали канючить дети. — Ну, мам!
— Все, все. Зайдите к папе, он пожелает вам спокойной ночи.
Дети послушно зашли в кухню, лица у них были недовольные. Гоша поцеловал их в щеки, и они ушли в детскую. Он вздохнул. Вот так. У них есть дети. Нате вам. Вот там, в жизни, никаких детей у них не было, а здесь есть. И что самое интересное, дети ему нравились. Мальчик и девочка. Просто и мечтать о большем нельзя. Мальчик и девочка. Гоша поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы никакие родители не пришли сюда, и он покачал
Головой, прошептал: «Дурдом». Если раньше он прислушивался, не раздастся ли требовательный стук в дверь, с надеждой, то сейчас думал об этом со страхом. И ему хотелось, чтобы в дверь никто не постучал! Он встал, вышел в комнату, выключил свет и телевизор, постоял в полумраке. Да, пожалуй, если в дверь все-таки постучат, он воспримет это не с облегчением. Далеко не с облегчением! Пришла Валя.
— Угомонились? — спросил Гоша.
— Ну, разве ты не знаешь, что они еще долго лежат и рассказывают друг другу разные истории? Гоша вздохнул, взял ее за руку и отвел на кухню.
— Садись, мать, — сказал он и усмехнулся. — Давай выпьем.
— М-да, — сказала Валя. До нее дошло, что она никак не может знать, как ведут себя дети после того, как она пожелает им спокойной ночи, но почему-то знает. — Давай, отец, выпьем.