Однажды, много лет спустя, после осенней выставки, к нему пришел старый, тепло одетый мужчина и сказал, извинившись:
— Я бы хотел приобрести вашу картину. Она называется "Утро". На ней изображена моя жена. По крайней мере такой она была в молодости.
Васька нашел картину. Они еще стояли у стены, недавно привезенные из выставочного зала, — на полотне была изображена молодая женщина с ребенком на руках.
— А вот детей у нас, к сожалению, нет, — сказал старый человек. — Ирину ранило — бомбили. Я сам ее прооперировал. Да, детей у нас, к сожалению, нет. Есть внучка. На первом курсе медицинского. Ее мать тоже медик.
Васька шагал, держа Манину мачеху под руку. Мачеха была оживленна. Желая отметить в разговоре что-то заслуживающее внимания, она прижимала Васькину руку к своему теплому боку. У нее были ровные белые зубы, подвижные губы, побуждающие говорить, мохнатые детские ресницы и добрые, чуть насмешливые глаза. Она могла бы, как его одноклассница Вера, запросто обнять его, он бы не удивился, потому что у нее были глаза сестры.
Ребенка на той картине Васька написал Вериного. Пришел к ней, жила Вера на Гражданке в большой светлой квартире, пришел и сказал:
— Вера, я хочу написать твоего сына.
Вера кивнула на сыновей, у нее их было два, оба плечистые, оба студенты.
— Любого... — Но вдруг, поняв, о чем он ее просит, сказала тихо: — Не пиши их, Вася, они сытые, лопоухие и нахальные. Им нужно слаломное снаряжение. "Альпина" какая-то. "Кнейсел" — ты понимаешь? Крепления "Соломон"! Знаешь, сколько это стоит? Георгий у меня адмирал, а я шью шляпки дамам. И все уходит на них. Напиши моего первенца. Я тебе сейчас его покажу. — Вера упала на колени перед рыцарским буфетом — она его сохранила: теперь, в низкой квартире, расчлененный рыцарский буфет составлял обстановку гостиной, метя всех приходящих незаживляемыми ожогами зависти.
Вера нашла карточку и разогнулась.
— Разве нынешние дети могут быть такими красивыми?
— Дядя Вася, чего она на нас катит? — спросили крупные Верины сыны, наваливаясь на Ваську сзади, чтобы разглядеть своего старшего брата. — Ну, маленький. И все достоинства. И ничего такого.
— Помолчали бы, — сказала им Вера.
Когда картина была готова, Вера пришла посмотреть.
— Почему ты не меня написал? И не его. Он был прост. Как цветок. А у тебя получился мальчик лукавый. Вася, может, ты тоже стал сытым? Говорят, ты профессор, в Академии преподаешь?
— Врут, — ответил ей Васька.
Но в то утро, шагая мимо Академии художеств, Васька даже думать не мог, что когда-то войдет в это здание и проведет в нем несколько лет.