– Понятно. Если по-другому – легче все забыть.
– Зимой я здесь не бываю.
– А летом совсем просто не вспоминать.
– Мне нечего здесь делать зимой, – начала объяснять я. – Я не катаюсь на лыжах. Никогда не каталась, даже до того случая, чтоб ты знал.
– Не волнуйся так, я тебе верю.
– Я и не волнуюсь. – Почувствовав, что говорю слишком возбужденно, я неестественно рассмеялась в темноте. – Значит, Лотта назвала его моим братишкой? Ему было девятнадцать, мне двадцать. Ей, наверное, хотелось бы считать меня старухой.
– Ее можно понять. Ты составляешь ей конкуренцию. Хорошенькой молодой девушке трудно с этим примириться.
– Я ей не соперница, – ответила я и покраснела, почувствовав его руку на своем плече и вспомнив, что подкрасила губы, хотя давным-давно этого не делала. Хорошо, что было темно и он не заметил. – И вообще, какой смысл ей убеждать себя, что я безобразная старуха?
– Никакого.
– Ну так я не намерена превращаться в старуху только потому, что она этого хочет.
– Нам всем случается иногда обманывать себя и не замечать того, что нам замечать не хочется.
Намек был слишком явный. Что я могла ответить? Что мертвых не вернешь? Он бы нащупал еще что-нибудь, о чем я предпочитала забыть. Я не хотела пускать его в мое прошлое. Мы дошли до развилки, откуда к нашему дому вела дорожка. Я отстранилась и с усмешкой заметила:
– С уважением, Сара.
Он тяжело вздохнул:
– Ты невыносима. Следовало бы тебя возненавидеть.
– Может, уже, только не подозреваешь об этом?
– Да нет, честное слово. – Он помолчал. – Не веришь. Как мне тебя убедить? Какую принести жертву? Хочешь, исчезну до конца лета? И избавлю тебя от малышки? Идет?
– Лотта мешает мне значительно меньше, чем я ей, – ответила я, боясь признаться, что мне не так уж противно его общество.
– Все равно мало радости каждый день видеть девчонку, которая считает, что ты злая колдунья, которая охмурила ее простодушного папочку.
В доме было тихо, в гостиной – ни звука.
– Все это глупости, – сказала я.
– Ну почему же? Только прикажи!..
– По-моему, ты переигрываешь.
– Тем не менее это правда.
– К чему такое благородство? – В слабом свете, падавшем из окна, я с трудом различала его лицо.
– Благородство?
– Я хотела сказать, самопожертвование. Предположим, ты уберешься отсюда, а на чьей шее будешь сидеть до конца лета? Думаешь поселиться с Лоттой в городской квартире? Не выйдет: прислуга не уходит домой ночевать и провести ее будет довольно трудно. Даже Уолтер… – Я хотела язвительно добавить, что даже Уолтер не настолько слеп, чтобы пригласить его пожить у нас. Но замолчала, заметив его улыбку.