Балашов и Рокотов обнялись на прощание.
— До свидания, товарищ майор! — громко произнес Рокотов, обратясь к Бурнину, подчеркнув, что он не забыл о его присутствии и все, что тут было сказано, мог повторить при ком угодно так же твердо и убежденно.
— Счастливой дороги, всего хорошего, товарищ генерал-лейтенант! — вскочив с места, от души ответил Бурнин, взволнованный только что происшедшей сценой.
В этот миг раздался телефонный вызов. Рокотов и Балашов задержались.
— «Волга», слушаю, — отозвался связист. — Левый сосед вызывает, — доложил он.
Бурнин взял трубку.
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! «Волга», двенадцатый у телефона... Слушаюсь... Здесь! — Бурнин обратился к вопросительно смотревшим присутствующим. — Генерал Ильин зовет вас, товарищ командующий, — пояснил он.
Рокотов с едва заметной грустной усмешкой возвратился к телефону.
— Здравствуйте, Константин Федотович!.. Был налет, был... Нет, все живы, — ответил он. — А вот справа от нас получилось хуже: Малышев ранен... Да, ждем атак... Стрелковый полк? Не могу. Даже батальоном выручить не могу... Нет, вы послушайте, у меня никого больше нет. Я — командарм без армии: отозвали. Машина готова, сейчас уезжаю... Вместо меня Ермишин, а третий по-прежнему Балашов Петр Николаевич, передаю ему трубку.
Передавая в левую руку начальника штаба трубку, Рокотов еще раз молча пожал его правую и пошел к выходу.
Бурнин вышел его проводить. У входа уже ожидал полковник из штаба, которого Рокотов увозил с собою, тут же были личный адъютант Рокотова и старший лейтенант, командир охраны.
— Желаю победы, — сказал Бурнину Рокотов, поднимаясь в машину.
— И вам побед! — отозвался Бурнин, но слова его уже заглушило скрежетание стартера.
Непрерывно постукивал телеграф. Непрерывно работали провода. От точности связи зависело взаимодействие громадной машины, рычаги, трансмиссии и колеса которой раскинулись на многих десятках квадратных километров. Конец ночи ушел на рапорты о прибытии транспортов боепитания, об окончании минных и окопных работ. Из передового КП сообщили о прибытии туда командования.
Начинался рассвет. И вдруг вдалеке разом грохнуло, будто громом, ударило множество орудий. Началась боевая гроза и покатилась тяжелым, рыкающим гулом...
— Артподготовка, — отметил Бурнин.
— Запишите: пять часов пятнадцать минут, — сказал Балашов.
Тотчас же начались донесения о начале вражеской артподготовки. Бурнин отмечал по порядку. Так, как нарочно, справа налево, и сообщали одно и то же: «Днепр» — Мушегянц, дивизия, расположенная как раз дальше всех от Днепра, «Десна» — Лопатин, «Дунай» — Дубрава, «Дон» — Старюк; потом сообщил крайний левофланговый наштадив, с «Урала» — из дивизии Волынского, потом его правый сосед, «Иртыш» — почему-то носивший еще старое звание комбриг Щукин, наконец, «Припять» — Дуров... Сообщения были однообразны. Пока еще ничего нельзя было сказать, фриц продолжал «темнить»: артподготовка шла на всем фронте, и где пойдут в серьезное наступление, предсказать еще было нельзя.