— А где помещение Леонида Андреича? — спросил Тарасевич уборщика.
— Вот его коечка, нижняя у окошка, — готовно ответил тот.
(пропуск двух страниц текста)
паду. Как не пройти, как не проехать было ему по московским улицам!
«Ожила Москва, ожила! Не мирной жизнью жива, конечно... и осень ее не красит. Пасмурно, дождь. Такая погода всегда наводит унылость, но бодрое настроение сказывается везде, во всем четкость работы. Транспорт гудит, несется... Афиши театров, концертов...» — думал Бурнин, проезжая по улицам.
Анатолий не мог, разумеется, миновать Татьяну Варакину, но, заехав к ней, не застал ее дома. Зато его новая знакомая, Ганна Григорьевна Баграмова, теперь жила вместе с Татьяной, в ее первой комнате. Тут горела гудящая керосинка, на которой варился столярный клей, в углу на мольберте стояла фанера с какими-то невнятными линиями, намеченными краской. Пахло скипидаром, бензином и клеем, а по окнам и на стенах были развешаны и лежали куклы в красноармейской форме, в немецких мундирах, в крестьянском платье...
Ганна орудовала среди этого хозяйства в синем халате-спецовке, держа в руках чью-то голову.
— Кухня ведьмы какая-то! — оживленно воскликнул Бурнин.
— Здравствуйте, Анатолий Корнилыч, — сказала Ганна. — Тани дома нет. А это — знакомьтесь — наш кукольный красноармейский театр. Вступает в строй новая партизанская пьеса, — говорила она, любовно рекомендуя гостю расположенные вокруг кукольные фигурки. — Видите ли, у нас готовится постановка, героем которой являетесь в числе прочих вы сами. Полюбуйтесь, какой вы хороший!
— Неужели я? — удивился Бурнин, действительно признав портретное сходство с собою одной из кукол.— Ведь, кажется, я в самом деле!.. Где же вы будете демонстрировать эту пьесу?
— По госпиталям. Получили уже на нее разрешение. Вот Гитлер с шарманкой, а вот обезьянка — Геббельс...
— А это что за красавица?
— Эта? У нас с Таней спор, который можете решить только вы. Я утверждаю, что ее зовут Настя, а Танечка говорит — Наташа. Не помните, какой был системы у вас топор — «Настино» или «Наташино счастье»?.. Если останетесь на недельку, то на премьеру попросим явиться героя пьесы... Да вы садитесь. Кажется, эта вот табуретка чистая. Я ее и еще оботру... Садитесь, а если есть закурить, то угощайте...
Бурнин сел. Он заметил, что Ганна Григорьевна похудела и выглядит очень усталой, что ее возбужденное оживление несколько искусственно.
— Да, топор был точно «Настино счастье». Такая система, как говорил мой погибший друг Сергей Логинов... Закурим, Ганна Григорьевна. Папиросы мне дали хорошие... Ну, и что же у вас нового? Ничего? — тепло спросил он.