Все замерли. Лидия, тоже не шевелясь, ожидала удара.
— Людка, сволочь, отдай Лидке коробку, — неожиданно угрожающе в сторону комендантши процедила сквозь зубы Машута.
— Пож-жалуйста, жалко, что ли! — ничего не поняв в этом внезапном повороте, но не осмелившись возражать, сказала Людмила и протянула Лиде коробку.
— Только попробуешь вырвать — не пожалею себя, а тебя зарежу, сука продажная, — сказала Машута, по-прежнему обращаясь к Людмиле и угрожая ножом. — Девчонки, заприте двери! — скомандовала она.
Внезапная ярость Машуты всех покорила. Никто не смел ей перечить. Женя Борзова кинулась, заперла дверь. Многие женщины опасливо и выжидающе сбились в кучку у другого конца стола.
— Лидка, читай всем вслух, что написано, — сказала Машута, не изменяя своей воинственной позы.
Крашеный, яркий рот Людмилы кривился на побледневшем от страха лице, она растерянно прижалась спиною к простенку.
Романюк в общем молчании отчетливо прочла карандашную надпись на донце коробки: .
— «Не верьте ни единому слову изо всей нашей брехни. Все фашистский обман...»
— Ой, де-евочки! Вот тебе раз! Значит, их заставляли?! — наивно воскликнула маленькая Наташа.
— А ты думала как же! — сказала Лидия.
— Слыхали, девчонки?! — крикнула со стола Машута.— Слыхали, что Людка хотела от нас сокрыть, а немцам отдать?! Только бякни, стервятина, немцам, попробуй! Башку отрежу! — опять обратилась она к Людмиле.
— Дуры, да я ведь не за себя, а за всех испугалась! — с жалобным хныканьем оправдывалась Людмила. — А вдруг это нам для испытания немцы же написали!
— Им тебя не испытывать! Ты с первых дней плена испытана, когда продала фашистам мужа родного,— выложила Машута.
Людмила истерически вскрикнула, упала на койку, разразилась рыданиями. Женщины сбились кучкой в другой стороне барака, вполголоса обсуждая событие. Даже Маргошка и ее подружки не подошли к Людмиле, не проявили сочувствия к рыданиям комендантши.
— Москва слезам не верит, — насмешливо сказала Машута. — Слышь, свистки на обед! А ну, Людка, рыло обмой, приведись в порядок да иди получить жратво, немецкая сучка! — скомандовала Маша и тут только спрыгнула со стола.
— Ты, Лидка, не злись на меня, у меня характер такой озорной, а за правду я хоть в петлю! — дружелюбно сказала Машута, подойдя к Лидии. — Вдвоем мы с тобой наломаем дровишек! Ты лучше со мной дружи.
— Хулиганка ты, Машка, из-за того я с тобой не дружу,— ответила Романюк, — а дело с тобой иметь можно. Видно, ты рабочую кровь свою не забыла.
Машка сплюнула по-мальчишески сквозь зубы.
— Словами, верно, я безобразничаю. А ты суди не по словам. Ты ведь умная, и в годах, с образованием тоже. А ведь я, — Машута понизила голос до шепота, — самолюбие только свое не хотела перед тобою сломать... — И совсем уже так, чтобы слышала одна Лидия, Маша добавила: — А за Митьку я на тебя не злюсь. Гадина он. У него золотых часов одних дюжина... Падаль!