Энди ушел пострелять. Я иду из дома по мрачному, промозглому лесу, шагаю по полегшей чахоточной траве, стараясь держаться подальше от раскисшей тропинки, чтоб не увязли башмаки, иду и слышу лай дробовика.
Поле было окружено деревьями и выходило на речку, вытекающую из озера. Река была не видна, но в последнюю неделю все время шли дожди, и угол поля оказался затопленным — в этом мелковатом временном озерце отражалось тусклое темноватое серебро облаков, а вода в нем стояла бездвижно и ровно.
У этого края поля расположилась изогнутая площадка, усыпанная гравием и огороженная штакетником; вдоль обсьшанной гравием передней кромки были вкопаны шесть столбиков, а на вершине каждого — небольшая плоская деревянная дощечка наподобие подноса. В двадцати ярдах перед гравиевой дорожкой возвышалась насыпь, на которой был смонтирован механизм, выкидывающий тарелочки. С обеих сторон примерно на таком же расстоянии были еще две такие же насыпи. Подойдя поближе, я услышал, как внутри центрального сооружения тарахтит генератор; я раздвинул ветки и посмотрел туда, где стоял Энди. Несколько мгновений я наблюдал за ним.
На Энди были вельветовые брюки, рубашка с джемпером и куртка; на ближайшем столбике висела кепка. Он был черен от загара. На столбе перед ним стояла большая открытая коробка с патронами; ножной пускач на конце длинного змеящегося электрошнура управлял катапультой в яме. Энди вставил шесть патронов в длинноствольное помповое ружье и повернулся, прицеливаясь.
Он нажал ногой на пускач, и из укрытия вылетела вращающаяся тарелка, оранжевой вспышкой вспоров серое небо. Прогрохотал выстрел, и тарелка разлетелась на куски где-то над полем. Приглядевшись, я увидел массу оранжевых осколков, усеивавших влажную траву и жирную коричневатую землю.
Генератор, снабжавший энергией катапульту, то набирал обороты, то затихал; катапульта была оснащена устройством произвольного выбора, так что тарелки каждый раз вылетали под различным углом к горизонту и в разных направлениях. Энди сбил их все с первого выстрела, за исключением последней. Он даже попытался было перезарядить ружье, чтобы успеть выстрелить еще раз, но она упала в мокрый вереск еще до того, как он вставил патрон в ствол.
Он пожал плечами, положил патрон обратно в коробку, проверил ружье и повернулся ко мне.
— Привет, Камерон, — сказал он, и я понял, что он все это время знал о моем присутствии.
Он аккуратно положил ружье в промасленный футляр, лежавший на гравие.
— Привет, — сказал я, подходя к нему.
Вид у него был усталый. Мы, чуть смущаясь, пожали друг другу руки, затем обнялись. От него пахло дымом.