Роша оказался упрямее, чем можно было ожидать от человека в его положении. Вероятно, оказывать сопротивление и защищаться было для него делом привычным. Свой отказ и несогласие он выражал тем, что непрестанно мотал головой. А фра Марко после первых спокойно произнесенных слов вошел в раж и поминутно воздевал руки – одну или обе сразу. В воздухе мелькали то гневно сжатые кулаки, то кисти с расставленными пальцами, будто он, чем-то ошеломленный, пытался кого-то в чем-то уверить. Если б кто-нибудь издали наблюдал за ним, не слыша слов, то непременно решил бы, что тут гайдуки делят добычу. Не замечая уже ни тесноты, ни вони, фра Марко все глубже втискивался в пещеру. Роша отвечал ему, но от исповеди упорно отказывался. Говорил он невнятно, коротко и неохотно, как человек, не имеющий ни малейшей надежды быть понятым, да и не очень-то этого желающий. Язык у него распух, зубов не было. Хрип и рокот в широкой груди, сопровождавшие каждое его слово, как подземный гул, почти заглушали его голос.
Роша не отрицал, что не хотел исповедоваться, и отказывался от священника.
– Да, – говорил он, – я сказал, что вы живете себе в монастырях без горя и забот… без жены и детей, и не можете знать нашей жизни. Вы не знаете, как живут в миру и как грешат. Да, я сказал это. Не знаете… так какая польза?…
– Как? – вспыхнул фра Марко, не сдержавшись. – Как это какая польза? Ты в своем уме? Разве не видишь, несчастный, что это дьявол внушает тебе такие мысли? Нет жены? А ты стал лучше оттого, что она у тебя есть? И где твои дети?
Роша досадливо морщился и, как капризный больной, старался отвернуться. В груди у него словно бы клокотали слова, которых он не хотел или не считал нужным произносить. Фра Марко немного остыл, и голос его смягчился.
– Исповедует и прощает грехи не монах, человек из плоти и крови, а тайна божья и его воля.
И он с необычайной легкостью продолжал говорить о Христе и его невинной крови, смывающей злобу всех людей, о раскаянии грешника и прощении, без которого нельзя жить.
– Каждый день распинают Сына Человеческого как невинную жертву, и так будет до тех пор, пока на земле живут люди. Если б кто-то не снимал с нас грехи, земля бы нас не держала! Исповедуйся, Роша, и покайся.
Гайдук не шевелился, и фра Марко начал расписывать ему преисподнюю и грозить адскими муками. Роша лишь слегка пожимал плечами.
– Я и там не один буду.
Его вдруг покинули силы и желание перечить. А фра Марко снова рассердился.
– Что? Откуда ты знаешь? – кричал он. – «Не один буду!» А может статься, будешь как раз один. Полюбуйтесь-ка на гордеца! Кто обещал составить тебе там компанию? Один будешь, совсем один. Кто живет в грехе и без бога, всегда одинок, до скончания века! А кто с богом, тот никогда не будет одинок – ни на том, ни на этом свете.