И если уж заглотит крючок - то навсегда...
- За что тебя, парень? - С нескрываемым сочувствием спросил милицейский старшина, глядя на Рогова. К сопроводительным документам, лежащим на столе, он даже не притронулся.
Виктор назвал статью и срок.
- Авторитетно, - констатировал старшина, и тут же заспорил с подошедшим сержантом, "прокатит" ли названная статья под обещанную Горбачевым амнистию.
Получалось, что нет.
Старшина опять обернулся к Рогову:
- Ты бы это... Из карманов все выложи. И регалии свои сними, не положено в камеру.
- Да и не к чему, - поддержал его напарник.
- Как это снять? - Не понял Виктор.
- Ну, погоны, петлицы... Рви!
Рогов как пришел на суд прямо со службы, так и не переоделся: рубашка, галстук, китель.
- Жалко форму-то. В ателье перед выпуском на заказ шили.
- Она уж тебе вряд ли опять понадобится, - успокоил сержант. - И вообще... Переодеться бы ему во что-нибудь попроще, верно, Петрович? Не на парад ведь, к зэкам идет.
- Да, пожалуй. Родственники знают?
- Нет, - покачал головой Виктор. - Далеко они. В Ленинграде.
Милиционеры разом присвистнули.
Наступила неловкая пауза, потом старшина сдвинул на затылок фуражку и почесал лоб:
- Деньги твои возьму. Тут у тебя немного, но...
- Да, конечно! Возьмите! - Скороговоркой произнес Рогов. - Мне они уже ни к чему, а вам пригодятся.
- Но, но! - Встрепенулся милиционер. - Смотри мне...
- А что?
- Я робу тебе какую-нибудь куплю. Пожрать, покурить... Завтра получишь.
- Спасибо, - сглотнул слюну Виктор.
- Куда же его теперь-то, Петрович? - Сержант взял в руки "сопроводиловку". - В таком прикиде к жуликам не пихнешь...
- Сажай в седьмую, к полковнику.
Сержант кивнул и легонько подтолкнул Рогова в направлении больших, окованных металлом дверей, уводящих куда-то внутрь этой маленькой местной тюрьмы:
- Пошли.
Обреченно щелкнули электрические замки, заскрипели петли...
Тесная, вонючая камера. Всего освещения - тусклая лампочка над входом. Ни единого, пусть даже наглухо задраенного окошка, лишь мертвый, сводящий с ума искусственный свет не гаснет ни днем, ни ночью.
Шершавые стены. Почти все пространство пола занимает деревянный, местами уже подгнивший настил - нары. Тут же в углу металлическая раковина умывальника и "параша".
- Сколь надо мало человеку места, чтобы жить... - нараспев, словно монолог из Шекспира продекламировал расположившийся на нарах мужчина лет пятидесяти. По всему чувствовалось, что сидеть в одиночестве ему поднадоело. - Прошу! Все же, это самая лучшая камера из здешних.
- А сколько всего? - безразлично спросил Рогов.