Я молилась и за других: за Ланса, по какой бы земле он ни скитался, за Мордреда, который даже не представлял, какие тени к нему подкрадывались, за Борса и Лионеля, с замечательным мужеством погнавшихся за сверхъестественным. Всех старых богов – Бригантию и Цернунну, Мапоносу и даже конную богиню Эпону – всех их я в то лето преследовала своими мольбами.
И вот, когда осень накинула на землю золотую вуаль и папоротник-орляк на холмах стал цвета меди, мои молитвы были услышаны.
– Дорогу! Дорогу людям короля!
Стража бросилась открывать тяжелые ворота, и за мной послали пажа. Он нашел меня на кухне, где я на зиму заворачивала сыры в вощеную ткань.
– Быстрее, миледи! Возвращаются Борс и Лионель, а между ними какой-то связанный дикарь. Лютый, как зверь!
Я бросила работу и побежала по ступеням в зал, на ходу вытирая руки о передник. Изо всех дверей выныривали люди: женщины из прядильни, конюхи из конюшни. Даже повариха гналась за мной по пятам. Мы спешили к дорожке, где любопытные сгрудились вокруг прибывших. Небольшая толпа металась туда и сюда, а потом разделилась надвое, когда оруженосцы бретонцев растолкали ее по сторонам, и вся честная компания появилась в просвете.
Первыми по крутому склону поднимались Борс и Лионель. Лошадь они вели между своими конями и постоянно оглядывались на тащившуюся сзади повозку. Рядом, держа ладонь на рукоятке меча и посматривая на толпу, шел Ламорак из Рекина. Я удивилась, неужели он опасался, что Гавейн с братьями способен напасть на него даже в вотчине короля?
– Злой дух! Они поймали злого духа! – закричал самый возбужденный из пажей. – Это, наверное, Зеленый Человек!
– Но оно вовсе не зеленое, – заспорил его товарищ. – Просто грязное и в крови.
– Осторожнее! – предупредил кто-то, когда затрепетали узлы на повозке. – Он может порвать путы!
От страха и изумления зеваки притихли и стали творить все знаки от зла, которыми снабдили их боги. Когда я приблизилась к небольшому отряду, все другие почтительно отступили и жадно наблюдали, что произойдет дальше.
– Ламорак обнаружил его в Кланском лесу, – объявил Борс, спрыгивая с седла. Он взял меня за руку и проговорил почти шепотом: – Ужасное зрелище, миледи. Может быть, вы хотите, чтобы мы его сначала слегка отмыли?
Но неведомая сила притягивала меня к этому существу. Вонь была удушающей – не только от грязи и неухоженности. На одной ноге гноились болячки, на руке чернели ужасные синяки. Треугольное лицо перекрещивал шрам; оно распухло и было покрыто запекшейся кровью. Он безумно выл и мотал головой, а когда открывал глаза, то не мог остановить их на чем-нибудь одном. Но меня ослепила их голубизна.