Иронсид обрадовался, что ни Артур, ни я не обратили внимания на его замечание, и был явно доволен, что опять оказался дома.
Агравейн и Гахерис вернулись в Камелот как раз к празднику зимнего солнцестояния. Каждый привел с собой воинов, которых они повстречали на дороге. Их звали Флоренс и Ловель, хотя я никак не могла запомнить, кому из них принадлежит какое имя. Мы привели всех в зал, но они были немногословны и сообщили о своих приключениях только то, что, подобно Гавейну, поняли, что поиски Грааля оказались им не по нраву.
Вскоре пришло известие, что в стычке с неизвестными злодеями убит Ламорак. Оркнейцы, которые всегда считали его виновным в смерти их матери, не опечалились новостью, и мне даже показалось, что я заметила улыбку холодного удовлетворения на лице Агравейна, когда объявляли о смерти Ламорака. Но, как обычно в таких случаях, не было веских доказательств, чтобы обвинить человека.
Это всплыло в феврале, когда объявился Лионель, взирающий на мир с настроением чернее дегтя.
– У моего брата не больше понятия о верности, чем у деревянного чурбана, – прорычал он, сидя у очага в нашем кабинете, пока я подливала ему горячее вино, а Артур пытался выудить из него рассказ. – Я знаю, мы никогда с Борсом не были особенно близки. Не так, как Гахерис и Агравейн, которые везде появляются вместе. Но я всегда считал, это оттого, что мы уважаем друг друга – не бывать двум рукам в одной перчатке. Я не бранил брата, когда тот принял христианство, хотя вся наша семья со времен легионов поклоняется Митре. Но теперь он решил, что Грааль имеет особое христианское значение… и стал в этом очень упорствовать.
Спокойный, пунктуальный воин, который больше был известен своей физической силой, а не умственными способностями, теперь старательно подбирал слова, чтобы объяснить, что с ним произошло.
– Как язычник, я утверждал, что грааль принадлежит каждому, но Борс ни в какую не соглашался, и с первого дня мы с ним жутко повздорили. Поэтому каждый отправился собственной дорогой… Но потом, когда я оказался в беде, а Борс проезжал мимо… думаете, он остановился, чтобы мне помочь? Конечно, нет.
Неразговорчивый воин уставился в огонь, крупная слеза покатилась по его щеке.
– Для вас семейная верность ведь что-нибудь значит? Кровная родня… выросли вместе… Уж если нельзя полагаться на семью… – он яростно моргнул и попытался подавить сердечную боль. – На его месте я бы пришел на помощь брату.
– Без сомнения, вы можете все ему высказать, когда он вернется, – предложила я, но от одной этой мысли рука Лионеля сжалась в кулак.