Вскоре листва речной долины осталась позади, и вместо пятнистой тени и легкого ветерка над нами оказалось пустое, но широкое небо, а по холмам, морща траву, порывами прокатывался вихрь. Мы шли вперед, иногда поднимаясь на вершину холма, где болото сменялось оранжевым великолепием. Над головой лениво кружили огромные канюки, а жаворонки вспархивали с травянистых склонов под нами, возносясь все выше и выше в голубизну и изливая дню свою песню.
Никогда с детства мои тело и дух не были еще такими свободными, и я бросалась бегом к подножию холма, раскинув руки, а ветер пригибал траву и трепал мои волосы. Потом меня догонял Ланс и, обхватив руками за талию, отрывал от земли. Я опускала голову ему на плечо, и мы оба вращались на вершине мира. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас раньше был так же счастлив.
Присутствия людей на этих открытых холмах почти что не ощущалось. Однажды я заметила ульи пасечника, которые он вывез сюда, чтобы пчелы собирали особый вересковый нектар, потом Ланс показал на ферму, стоявшую на южном склоне холма. По молчаливому согласию мы обходили такие места: я не хотела, чтобы в наше счастье кто-то вторгался, а Ланс – из боязни быть узнанным.
Но когда по небу пронеслась летняя гроза, мы были вынуждены искать убежище в доме мелкого фермера. Ветер разбушевался, и я заправила волосы под шапочку, которая была у Ланса, а когда подошли к жилищу, и вовсе натянула на голову монашеский капюшон.
Хозяйка взглянула на нас с молчаливой проницательностью, а при виде боевого коня ее глаза прищурились. Именно в этот миг на двор фермы обрушился ливень, и она быстро кивнула и велела мальчишке из амбара позаботиться о лошади.
– Кимминз на охоте, – объяснила женщина. – Но даже если он не принесет мяса, у меня хватит на ужин гороховой каши.
– Мы очень вам признательны, – поблагодарил хозяйку Ланселот. Довольная, что оказалась в доме, я придвинулась поближе к очагу, а дождь на улице барабанил вовсю.
Рядом с котлом сидела маленькая девочка и старательно прочесывала моток шерсти. Она уставилась на нас с широко раскрытым ртом, а когда мать подошла, чтобы помешать кашу, спросила ее хриплым шепотом:
– А почему он не в юбке?
– Наверное, с юга, – ответила хозяйка, а потом сурово посмотрела на дочь. – Неприлично, девчонка, задавать такие вопросы.
И вот мы сидели в молчании, а женщина занималась домашними делами. Когда она выставила миски и положила ломоть ячменного хлеба, я спросила, не нужно ли ей чем помочь, но она лишь ответила, чтобы я отдыхала.
К счастью, дождь рано загнал Кимминза домой, и через плечо у него висела связка молодых тетеревов. Он оказался крепким человеком с обветренным лицом, настолько же общительным, насколько его жена была сдержанной. И он и оба его взрослых сына тут же начали нас шумно приветствовать.