Я только и мог, что плакать, без громких рыданий, всхлипывая и подавляя спазмы.
На корме Элрой Бердал притворялся, что ничего не видит. Он наклонил голову, чтобы спрятать глаза, держал в руке удочку и монотонно напевал что-то себе под нос. В деревьях, небе, воде, везде разлилась давящая вселенская грусть, всесокрушающая печаль, которую мне не с чем было сравнить из предыдущего опыта. И самое печальное, понял я, что и Канада превратилась в жалкую фантазию, глупую и нелепую. Дорога туда закрылась. Вблизи заветного берега я осознал, что не сделаю нужного шага. Не прыгну в воду, не уплыву от моего детства, моей страны, моей жизни. Храбрости недостанет. Давнишний образ героя, человека силы и совести, растаял как пустой дым. Сидя без движения на носу лодки и глядя в сторону Миннесоты, я был беспомощен, как утопающий, словно я упал за борт и меня уносят серебристые волны. Перед глазами проплывали обрывки воспоминаний. Вот мне семь лет, я в маске ковбоя - белая широкополая шляпа и пара пистолетов на поясе. Вот мне двенадцать - скаут, самозабвенно играющий в шпиона-перебежчика. А вот шестнадцатилетний подросток впервые выходит в свет, скованный крахмальной рубашкой и черным галстуком-бабочкой, короткой стрижкой и надраенными туфлями. Вся моя жизнь как будто выплеснулась в реку и уплывала от меня вдаль, закручиваясь воронками, - все, чем я когда-нибудь был или хотел быть. Дыхание оставалось сдавленным, ни вынырнуть, ни отплыть. Бредовое состояние, при котором галлюцинация преображается в действительность. С того берега меня окликали родители, сестра, брат, весь городок, торговая палата, учителя, подружки, приятели. Как на спортивном состязании, когда тебе все кричат и подгоняют со скамей стадиона. Жара, как на стадионе, запахи жареных сосисок и кукурузных зерен. По берегам Дождевой, сидя на скамьях, подпрыгивали и орали загорелые длинноногие девчонки в спортивных кепках и парни с плакатами и мегафонами. Толпы болельщиков раскачивались из стороны в сторону. Оркестры наяривали воинственные марши. Там были мои дядья и тетки, Авраам Линкольн и святой Георгий-Победоносец, девочка Линда, скончавшаяся от опухоли мозга, когда мы учились в пятом классе, несколько сенаторов, слепой поэт с восковой дощечкой и президент Джонсон, Гек Финн и Эбби Хофман, вставшие из могил солдаты и тысячи тех, кому еще предстояло умереть, - крестьяне со страшными ожогами и дети с оторванными конечностями. Члены Объединенного комитета начальников штабов, два римских папы, старший лейтенант Джимми Кросс и последний ветеран гражданской войны, Джейн Фонда в гриме Барбареллы, скорчившийся возле свинарника старик и мой родной дед, Гэри Купер, и женщина с приятным лицом, державшая в руках зонтик и томик «Республики» Платона, миллион возбужденных граждан Соединенных Штатов с флажками всех форм и цветов, кто в шляпах, кто в индейских повязках, и все кричали, манили, толкали кто к одному, кто к другому берегу. Передо мной мелькали лица из моего далекого прошлого и далекого будущего - моя жена, дочь и два сына, сержант из учебного лагеря, издевательски вертевший пальцами, хористы в светло-пурпурных одеяниях, танкист из Бронкса и стройный юноша, убитый моей гранатой, которая разорвалась в глинистой канаве около деревни Май Кхе.