Почему она ничего не сказала ему тогда, еще до отъезда? Не знала, что находится в положении? Ерунда, два месяца — не две недели. Ведь все бы было по-другому!
Или нет? Да, он все равно не вернулся бы, но он бы знал, что у него есть сын!
А если… Если она просто не захотела ему мешать начать новую жизнь? Не мешала завести семью, не заставляла разрываться между двумя домами?
Но при этом не начала новую жизнь для себя… И все эти годы…
Боже мой!..
Она все эти годы ждала его возвращения! Каждый день! Ждала, что в любую секунду он позвонит в дверь! Поэтому и встретила его спокойно, словно из длительной заграничной командировки. Поэтому и одета не в ночную рубашку, а в сарафан. И даже тапочки купила… И «Рябину» хранила на случай его возвращения.
Он же обещал вернуться. И она ждала. Как тот его израильский знакомый художник ждет Софи Марсо. И тоже, наверное, держит в домашнем баре какой-нибудь ее любимый напиток. И тапочки.
Сорок лет!
Да она просто ненормальная!
Или наоборот? Мы все ненормальные? Живем по принципу «Так надо, так положено, чтобы все было как у всех». А она живет как хочется ей. Она хотела ждать его и ждала, ни на секунду не сомневаясь, что дождется. Кто бы и что бы ей ни говорил, покручивая пальцем у виска.
Варя вернулась на кухню с пузатым фотоальбомом. На первой странице их фотография. Черно-белая. На той самой картошке. Для институтской газеты. Она тогда раздобыла негатив.
…Варя листала альбом, давала пояснения, но он не слушал…
Он даже боялся представить, что может испытывать в момент встречи женщина, сорок лет ждавшая своего мужчину.
Юрий Яковлевич смотрел не в альбом, а на нее. И он увидел абсолютное счастье. Очень светлое и чистое. Которого стоит дожидаться даже сорок лет.
Основатель, ты спрашивал, в чем смысл человеческого существования? Может, в этом?
Основатель… Ночь Накануне…
Юрий Яковлевич вспомнил, почему он здесь, что завтра уже не наступит. И ее счастье будет таким коротким. А это неправильно. Совсем неправильно. И несправедливо.
— Варечка, — он взял ее за руку, — извини, мне надо ненадолго уйти. Просто я не успел закончить кое-какие дела.
— Дела? Ночью? — Варя закрыла альбом и часто заморгала. Она всегда так моргала, когда волновалась.
— Да… Я потом все объясню… Мне действительно надо уйти.
— Конечно, конечно… Юра… Но… Ты вернешься?
— Обязательно… Обещаю.
— Я буду ждать… Ой, погоди… Опять началась гроза. Ты снова промокнешь. Возьми мой зонтик
— Спасибо… Я верну…
…Он бежал по Большому проспекту Васильевского острова в домашних тапочках, забыв, что врачи запретили ему нагрузки. В рубашке и брюках своего сына, сжимая в руке сиреневый в горошек зонтик. Он так торопился, что не стал переодеваться. Ничего, сейчас ночь, и его никто не видит.