— Да как ты смеешь! — Ребекка подскочила к Элпью и залепила ей пощечину. — Нет, конечно, меня никто не подозревает. Она была моей дражайшей подругой, все это знали.
— Вы хорошо себя чувствуете? — Элпью заметила, что у актрисы дрожат руки. — Не желаете ли чего-нибудь горячего?
— Да, пожалуйста. — Ребекка опустилась в кресло и закрыла лицо руками. — Я бы с удовольствием выпила чаю.
— Чаю! — возопила Элпью. — Вы что же, мадам, думаете, что у нас денег куры не клюют?
— Простите, — покраснела актриса. — Я не подумала. А горячего поссета?
— Годфри варит отличный посеет. — Элпью крикнула Годфри, чтобы принес напиток. — И щедро сдабривает его хересом.
— Я выдам аванс. — Ребекка возилась с кошельком. — Сколько вы хотите? Я бы хотела нанять вас обеих и при необходимости этого старика, который вам прислуживает.
— Я не работаю на людей, которые считают, что имеют право бить меня, — сказала Элпью.
— Я погорячилась. — Губы Ребекки задрожали, глаза наполнились слезами. — Но меня настолько потряс весь этот ужас, ссора между нами, как раз перед ее смертью, воспоминания о ее крови на моих руках...
Элпью не сводила с Ребекки глаз.
— А вы никого не подозреваете?
— Зачем бы я тогда сюда пришла? — Глаза актрисы снова засверкали.
Проработав в свое время костюмершей, Элпью не питала особой любви к актерам. А что касается Ребекки, к ней она не только почувствовала инстинктивную неприязнь, но и поняла, что побаивается ее.
— Жаль, что я не знаю, кто это сделал. — Ребекка тяжело опустилась в кресло. — Я бы собственными руками их убила, если бы смогла выследить. Но... — Она посмотрела на Элпью. — Ты видишь этих жалких типов, которые каждый день сидят в зале, посылая нам влюбленные взгляды, и тех ненормальных, что ходят за нами по пятам, преподносят подарки, хотят нас коснуться. Можно подумать, мы какие-то божества, а не обычные продажные твари, кривляющиеся на деревянных подмостках и произносящие чужие слова с таким видом, словно мы сами их придумываем! Они думают, что знают нас. Но они и понятия не имеют. — Ребекка снова выпрямилась. — Вам никогда не приходило в голову, насколько нелепо зарабатывать себе на жизнь таким способом?
— Если честно, то задумывалась, — вздохнула Элпью. — Частенько.
— Но это и тяжелый труд, не поймите меня неправильно. Эмоционально опустошающий — ты должна постоянно отдавать всю себя. Работаешь как вол, оплата нищенская, на улицу можно выйти только при полном параде...
Элпью кивнула. Ей и раньше доводилось слышать подобные актерские причитания, и она знала, что лучше посочувствовать, но ни в коем случае не упоминать о тяжком труде, скажем, углекопов или золотарей, которые под покровом ночи чистят нужники Лондона и вывозят навозные кучи.