.
Однако, как уже подчеркивалось выше, нормативная критика, ориентированная на жесткие стандарты реализма как бытоподобия, отказывала его книгам (как нередко, впрочем, и произведениям Достоевского) в жизненной достоверности и социальной полезности. У рецензентов от его книг было «такое впечатление, будто читаешь переводной французский роман из так называемых «бульварных»[12].
Так кто же такой Шкляревский? Пора ответить на вопрос, поставленный в заглавии этой статьи... Я думаю, что, как это нередко бывает в истории литературы, однозначный ответ невозможен. Нельзя отрицать, что Шкляревский испытал ощутимое влияние современных французских писателей, специализировавшихся в детективном жанре, и, прежде всего, Эмиля Габорио. Однако столь же очевидно, что он много почерпнул у Достоевского и разрабатывал ряд его тем и мотивов. В многочисленных повестях и романах Шкляревского, написанных, как правило, в страшной спешке и потому нередко неуклюжих, с несостыкованными сюжетными линиями и стилистическими шероховатостями, были выработаны тем не менее сюжетная и смысловая схема оригинальной русской разновидности детективного жанра — «уголовного романа». И хотя сам Шкляревский и его книги скоро были забыты, но последующие отечественные представители этого жанра (А. А. Соколов, А. И. Соколова, Н. Э. Гейнце, А. Е. Зарин и многие другие) довольно точно следовали сложившейся в его книгах формуле. Думается, что пора вернуться к истокам и перечитать лучшие романы и повести Шкляревского.
А. Рейтблат
ЧТО ПОБУДИЛО К УБИЙСТВУ?
Рассказ следователя
Происшествие, которое я хочу вам рассказать, случилось в Петербурге, в 186* году в сентябре, отличавшемся в тот год необыкновенными жарами, так что петербуржцы заставили свои окна двойными рамами лишь после Покрова. Я жил в то время в chambres garnies[13] на Вознесенском проспекте. Квартира моя состояла всего из одной комнаты, разделенной на две части тяжелыми драпри. Одна половина составляла кабинет, залу, гостиную, словом, все, что хотите, другая, за драпри, — спальню. Ночь под шестнадцатое сентября я промучился страшной бессонницей и заснул только в девять часов утра, когда прислуга уже распорядилась подать мне самовар; но и здесь мне не удалось подремать порядком: кто-то сильно стал стучать в мою дверь, против чего коридорный попытался робко протестовать замечанием, что я целую ночь не спал.
— Ничего... По очень нужному делу, — отвечал на это мужской голос и непосредственно отнесся ко мне: — Господин следователь, отопритесь!
Делать было нечего: я встал, отпер дверь и очутился лицом к лицу с полицейским приставом, мужчиною высокого роста, с большими русыми бакенбардами, одетым в полную форму.