— Жаль, что в наше время перевелись драконы! Я с удовольствием скормил бы ему такую мерзость, как ты. Авось бы подох!
Лориана в ответ засмеялась. Смех был наигран, о том, что творилось в её душе, Трису оставалось только догадываться.
— О-о, не переживай так. — Лориана облокотилась на подоконник, наблюдая, как ветерок развевает её вуаль. — Когда мы поженимся, я, так и быть, разрешу тебе иногда проведывать селянок, если тебя к ним так тянет…
Трис слушал, сцепив зубы. Потом…
Голос Лорианы на мгновение замолк, потом взвизгнул:
— Да я… Как ты… А-а-а-а-а!!! Всё дяде расскажу-у!!!
В соседней зале вели свою вечную дискуссию Иллион и Элессента. Услышав крики, оба подошли к открытым окнам. Их взгляду предстала картина: двор был полон челяди, кое-кто смотрел из окон и с многочисленных балкончиков, а в раме соседнего окна торчали два метательных ножа. Один из ножей держал вьющийся на ветру шмат дорогой прозрачной ткани, которая только что была вуалью на голове Лорианы. Стоя у окон, Владыка и его сестра еле удержались на ногах от порыва сильного сквозняка. Это распахнулись двери и в залу вбежала Лориана. Из её, обычно аккуратно уложенной, прически торчали пряди волос и болтались шпильки, которыми вуаль держалась на голове.
— Дядя! Он… он…
Владыка обнял племянницу. Та громко рыдала и причитала. Леди Элессента смотрела на бьющуюся в припадке девицу и крикнула в окно:
— Тригалас!
Он не замедлил появиться. Но вместо вечно покорного и раскаивающегося сына, Владыка словно увидел мраморное изваяние, олицетворяющее безразличие. "Изваяние" почтительно кивнуло отцу, леди Элессенте, затем вытянулось в струнку.
— Вы звали меня, отец?
Владыка осторожно усадил всхлипывающую Лориану в ближайшее кресло, затем строго спросил:
— Зачем ты так напугал несчастное дитя? Надо же было до такого додуматься! Швырять в неё ножи! Ты же мог её убить!
Сын смотрел в глаза отцу.
— Если бы мог, давно убил бы. Мало ли что, с лошади свалилась или в окно выпала… Она так любит в окна смотреть, а особенно кричать оттуда на весь двор, что никто не удивился бы…
Владыка побагровел, в то время, как лицо Триса продолжало хранить мраморную бледность. Только на тонких скулах нервно играли желваки.
— Как ты смеешь!!! Что ты себе позволяешь?! Вы… вы с детства росли вместе…
— …и с детства научились ненавидеть друг друга, начиная с того, что она отбирала мои лучшие игрушки, и заканчивая тем, что ябедничала на меня всем, кто готов был её слушать.
— Это неправда! — подала голос Лориана. — Я люблю тебя!
— Да ты даже не знаешь, что означают эти слова, — обернулся к ней Трис. — Ты не любишь никого, кроме себя! И я тебе нужен для того, чтобы обрести власть. Спишь и видишь себя в короне, а меня под твоим каблуком. Но не надейся! Я скорее женюсь на старой гоблинше с Гнилых Болот. Уж она меня точно любить будет!