Лэйтис была единственной, кому он мог доверить свою тайну. Но говорить о причинах его тоски было больно, вспоминать было больно, думать было больно…
- Лэй, мне жизнь не мила. Я просто не знаю, как тебе рассказать.
- Ты влюбился, Алэ, - она даже не спрашивала, она знала и так.
Он молча кивнул. Она всегда была проницательной, к тому же за годы их дружбы узнала его едва ли не как саму себя. Да и догадаться нетрудно, все симптомы несчастной любви налицо… Что она скажет, когда узнает, в кого его угораздило влюбиться?
- Великий боже, я не могу себе представить кого-то столь жестокосердного, что он не ответил тебе взаимностью. - Небесные глаза Лэйтис смотрели на него с состраданием и участием. - Это ведь не придворный и не столичный житель, потому что в Трианессе ни один человек не смог бы отвергнуть кавалера Ахайре.
Кавалер Ахайре вздохнул.
- Это не человек, - просто сказал он.
Теперь златокудрая воительница смотрела на него с испугом.
- Только не говори мне, что твой взгляд упал на кого-то из Древнего народа!
- Именно так и случилось, Лэй, и все, что мне теперь остается - это пойти и утопиться, потому что надежды никакой нет, и уже два месяца я не могу его забыть. И до конца жизни не забуду.
И Альва с облегчением рассказал ей все, что носил в себе столько времени: о своем путешествии к эссанти, о встрече с Итильдином и об их расставании. Как никто, Лэйтис умела выслушать, понять, посочувствовать, дать совет… хотя какие советы могут быть в его положении!
- Он, наверное, давно меня забыл, кто я для него, всего лишь грязный смертный, один из тех, кто мучил и убивал его собратьев… А я помню каждый его взгляд, каждый жест, каждое движение, его голос все еще звучит у меня в ушах… Ты бы видела его, Лэй, как Творец мог создать такую красоту!.. Если бы я был небесным светилом, я бы останавливал свой бег, чтобы взглянуть на него; если бы я был ураганом, я бы замирал у его ног; если бы я был океаном, я бы расступался перед ним, чтобы он прошел по мне, как посуху…
- Бедный мой Алэ… - голос Лэйтис дрогнул. Глаза ее были мокры от слез. А ведь сурового командира кавалерийского полка нелегко было заставить плакать.
Она обняла его, зарывшись лицом в рыжие волосы, и они долго молчали. Прижавшись к ее груди, Альва внимал биению ее сердца, впервые за много дней чувствуя себя… нет, конечно, не счастливым, но дивно спокойным и умиротворенным.
Лэйтис первой нарушила молчание.
- Я знаю, как это тяжело - неразделенное чувство, - сказала она. - Но ведь надежда всегда остается! Может быть, вам еще суждено встретиться.