– Ну и жара, – пробормотал Хэнк и промокнул шею видавшим виды платком.
Лена едва слышала его из-за рева кондиционера. Старый «мерседес-седан» Хэнка был танком, а не автомобилем, и в салоне тоже все поражало размерами. Огромные сиденья – сюда при желании можно было поместить лошадь. Приборы управления тоже были большими, а их дизайн скорее поражал воображение, чем помогал при езде. И все же сидеть в машине было уютно – очень уж солидно все выглядело. Даже гравийная дорога, ведущая от дома Лены, была «мерседесу» нипочем: он словно плыл по земле.
– Ну и жарища, – повторил Хэнк.
Чем старше он становился, тем чаще повторял одно и то же. Ему, по-видимому, нечего было сказать.
– Да, – согласилась Лена, глядя в окно.
Она чувствовала, что Хэнк смотрит на нее, очевидно, хочет поболтать. Спустя несколько мгновений он от этого намерения отказался и включил радио.
Лена прижалось затылком к подголовнику и закрыла глаза. Она согласилась пойти с дядей в церковь в воскресенье, вскоре после того как вернулась из больницы домой. В последующие месяцы это вошло в привычку. И дело было не в религиозных убеждениях, а в том, что Лена боялась оставаться дома одна. Ей больше не в чем было каяться. Она заплатила свой долг Богу или Тому Кто Управлял Делами четыре месяца назад. Ее изнасиловали и погрузили в кошмарный мир боли и ложного превосходства.
Хэнк снова подал голос:
– Ты хорошо себя чувствуешь, детка?
Какой глупый вопрос, подумала Лена. Какой глупый и пошлый вопрос.
– Ли?
– Да, – ответила она.
– Нэн снова звонила, – сказал он.
– Знаю, – ответила Лена.
Нэн Томас, любовница Сибил, в последний месяц то и дело звонила.
– У нее остались вещи Сибил, – сказал Хэнк, хотя знал, что Лене это было известно. – Она хочет отдать их тебе.
– Почему бы ей не отдать их тебе? – возразила Лена.
Она не хотела видеть эту женщину, и Хэнк знал это. Тем не менее вновь поднял эту тему.
Хэнк перевел разговор.
– Эта девочка… вчера вечером, – начал он и выключил радио. – Ты была там?
– Да, – сказала она.
Лена сжала челюсти, чтобы не заплакать. Будет ли она когда-нибудь говорить нормально? Неужели даже звук собственного голоса постоянно будет напоминать ей о том, что он с ней сделал?
Он… думала Лена, не позволяя мозгу произносить его имя. Она смотрела на сложенные на коленях руки, разглядывала шрамы на тыльных сторонах ладоней. Если бы Хэнк не сидел рядом, она повернула бы руки и посмотрела бы на следы от гвоздей, проткнувших насквозь ладони. Те гвозди прибили ее к полу. Такие же шрамы были на ступнях между пальцами и щиколотками. Два месяца физиотерапии вернули рукам работоспособность. Ноги тоже нормально передвигались, а вот шрамы останутся навсегда.