— Падение Парижа может расколоть страну, и тогда Ваше наступление может не состояться, Фош, Вы это понимаете?-
— Заняв Париж, немцы не смогут продвинуться в глубь страны к Орлеану или Гавру. Я ручаюсь вам за это.-
— А если с помощью своих монстров они перебросят полк, или даже дивизию в Ваш тыл и снова вскроют Вашу оборону, что тогда? Именно этот вопрос, насколько я знаю, рассматривался Вами сегодня на заседании штаба.-
— Самый лучший выход — это новое русское наступление, пусть даже против австрияков. Сегодня сообщили, что умер император Франц-Иосиф, это очень благоприятный момент для наступления в Галиции. Немцы обязательно снимут свои войска с нашего фронта, и мы получим передышку.-
— Знали бы Вы, какую цену они за это просят! — взорвался Клемансо, сверля маршала злобным взглядом.
— Вам решать, господин президент. Хочу только сказать, что у Парижа осталось около 36 часов.-
В пылу военных страстей этих дней, мало кто обратил внимание на происшествие, случившееся в немецком Бреслау 5 июля. В этот славный солнечный денек в особняке польского адвоката Ковальского разыгралась страшная драма. Основной её фигурой был постоялец пана адвоката господин Пилсудский, находившийся там под домашним арестом германской полиции.
Его арест носил чисто условный характер, поскольку в особняке находилось всего два представителя власти в лице агентов сыскной полиции, фиксировавших все перемещения своего подопечного по городу и его встречи.
В тот злополучный день один из агентов, спускаясь с крутой лестницы, подвернул ногу, и его товарищ поспешил отвезти больного к врачу, проживающему в двух кварталах ниже по улице. Именно поэтому, ворота поместья незваному гостю открыла личная охрана пана Юзефа в лице трёх дюжих поляков.
Они исподлобья рассмотрели седовласого кавказца в поношенном костюме, державшего под левой рукой средних размеров коробку, тщательно завёрнутую в пергаментную бумагу.
— Что надо? — недружелюбно буркнул старший из охранников, однако, гостя подобный тон ничуть не смутил.
— Пан Юзеф дома? — произнёс он на хорошем немецком языке и, не дожидаясь ответа, повелительно произнес, — доложи, что Камо пришел.-
То, с какой лёгкостью и обыденностью прибывший назвал имя вождя польских боевиков,
а так же столь известное в их среде имя, заставили спросившего охранника немедленно повиноваться, оставив гостя под присмотром двух других стражей спокойствия Пилсудского.
Не прошло и пяти минут, как охранник торопливо вернулся и с почтением пригласил Камо следовать в дом. Оказавшись в прихожей, кавказец изящным жестом повесил свое соломенное канотье на вешалку для шляп и ловко пристроил свою коробку на тумбочке для перчаток.