* * *
– Если б я только знал… – проговорил он позже.
– И что б от этого изменилось? – спросил Зелеев. – Ты вернулся б назад в Швейцарию или приехал сюда?
– Может быть.
– Что ж, этого мы никогда не узнаем.
В замызганной комнате наступило молчание.
– На чем ты?
– Морфий, – ответил Габриэл. – Ты поможешь мне, Константин?
Он взглянул на свои руки, увидел, что они дрожат, на грязь, скопившуюся под ногтями, и посмотрел на пришедшего.
– Я не буду клясть тебя за отказ.
– Какая помощь тебе нужна? Что ты натворил?
– Я просто сошел с ума.
Он помолчал.
– Несколько недель назад, в Амстердаме, я отчаянно нуждался в деньгах. Мой обычный источник иссяк, и я пошел к ростовщику. К настоящей акуле, – он облизнул губы. – И я сделал именно то, что поклялся никогда не делать – я оставил в залог Eternité.
Его глаза нервно метнулись к Зелееву, а потом он отвел взгляд.
– Продолжай.
Позже, той же ночью, рассказал Зелееву Габриэл, полный раскаяния и отваги, подогреваемой морфием, который ему удалось купить, он вернулся к офису ростовщика, вломился туда и украл скульптуру. Назавтра, поняв всю необъятность глупости, которую он вчера сморозил, он сбежал из Амстердама в Париж, надеясь, что Зелеев – единственный человек на свете, который может понять его потребность хранить при себе Eternité – и что тот по-прежнему живет в городе, в котором оставил свой адрес. Эти полторы недели, с того дня, как отправил письмо, Александр жил в постоянном страхе и ужасе, едва рискуя выходить наружу из снятой квартиры. Он больше не знал, что делать, куда бежать и где прятаться Он знал так много стыда и позора в этой жизни, упускал своими руками каждый шанс, который мелькал перед ним с тех пор, как его мать и Эмили вышвырнули его из дома. Но подойдя так близко к потере скульптуры, которую, он знал, Амадеус хотел оставить его дочери, Александр испугался и был совершенно раздавлен чувством вины.
– Хорошо, – сказал Зелеев.
– Ты поможешь мне?
– Где скульптура?
– Здесь, – Габриэл шевельнулся, но Зелеев его остановил.
– Не сейчас.
– Ты не хочешь видеть ее?
– Конечно, хочу. Но не сейчас.
Мощная волна радости захлестнула его при мысли о том, что он опять увидит Eternité. Его шедевр… Но прошло целых десять лет с тех пор, как он видел его в последний раз. Зелеев был человеком стиля. Момент должен быть выбран подходящий.
– Сначала, – сказал он Габриэлу, – мы засунем что-нибудь в твой желудок. Тебе нужно подкрепиться, чтоб мы могли поговорить и обсудить наши планы на будущее.
– Но у меня здесь ничего нет…
– Еще бы! – Зелеев отправился к двери, голова его стала раскалываться от усталости. – Я куплю что-нибудь поесть – закрой за мной дверь.