На второй вечер после приезда Магги сидела на террасе деревянного дома, когда Амадеус пошел к входной двери, услышав стук. Когда он вернулся, он был не один.
– Schätzli.
Голос заставил Магги прыжком вскочить на ноги. Глаза ее широко раскрылись, словно блюдца, щеки залил жаркий румянец радости.
– Папочка!
Оба они стояли, не двигаясь с места, а потом, через секунду, Магги бросилась на шею Александру, всхлипывая от счастья, а Амадеус смотрел от порога, ничего не говоря.
– Папочка, я знала, знала, что если приеду сюда, то увижу тебя! Ох, папочка, мне было так плохо без тебя! Я так ждала тебя! – все время плача навзрыд, Магги прижималась к отцу, и слова так и лились из нее фонтаном. – Где же ты был? Куда ты уехал? Почему они заставили тебя? Ведь они заставили тебя, правда?
Александр обнимал ее крепко, чувствуя ее рядом, видя ее, вдыхая ее сладкий запах, вновь ощущая любовь своей дочери. Никто – из всех, кого он знал – не любил его с такой силой, неистовостью и честностью, как его Магги, и горечь сознания того, что он покинул ее, была просто невыносимой.
Весь вечер она не переставала спрашивать и спрашивать его о той ночи, когда он покинул их дом. Но Александру удавалось уходить от ответов и ничего не сказать, кроме того, что он любил ее тогда и сейчас, и будет любить всегда – всем своим сердцем. Амадеус сидел молча и курил свою пенковую трубку, к чему недавно пристрастился, и смотрел задумчиво на них. Александр и Магги прижались друг к другу, и отец рассказывал дочери свои старые детективные истории, словно пытаясь вернуть утраченные счастливые дни – но его голос и манеры изменились. Он вообще во многом изменился, поняла Магги, он был гораздо более безрадостным и задумчивым, чем она его когда-либо видела, и глаза его были несчастливыми.
– Почему ты такой грустный, папа? – спросила она его мягко.
Александр улыбнулся.
– Совсем нет – не сейчас, когда я с тобой.
– Это хорошо, – сказала она и поцеловала его самым нежным из своих поцелуев. Но все равно он выглядел другим: худее, помятее, с кругами под глазами и руками, которые часто дрожали. И она поняла – по тому, как он продолжал уходить от ответов, – что он не скажет ей ничего; по крайней мере до тех пор, пока она еще ребенок. И она была расстроена, но не сердита. Разве могла она сердиться на своего папочку – ведь она так любила его, да и в любом случае теперь все это не имеет никакого значения. Главное, сейчас они снова вместе.
Но это была недолговечная радость. Хотя Магги приехала к Амадеусу на шесть дней, Александр уехал, пробыв всего двое суток.