Ерназар подождал, пока не стихли вопли и стоны Касыма, и, когда вновь наступила тишина в юрте, объявил второй приговор:
— Саипназару вернуть столько ударов плетью, сколько он нанес своим работникам!
Саипназар не поверил сказанному. Не ослышался ли? Кто смеет наказывать бия за обыкновенную затрещину, нанесенную слуге?
— Э-э! — промычал он. — Шути, ага-бий, да знай меру.
— Если нужна мера, то определим ее по обычаю прошлого: восемнадцать ударов плетью. И нанесут их новички: Ерназар-младший и Мадреим. Приступайте, джигиты!
Судья Фазыл наклонился к ага-бию и прошептал обеспокоенно:
— Правильно ли поймут люди твой приговор?
В гневе страшном пребывал Ерназар, никакие предостережения не могли остановить его. Он отмахнулся от судьи:
— Когда вода прорывает плотину, ее не вычерпывают ковшом, а кладут камень в промоину. Пусть плети будут камнем.
Джигиты принялись стягивать с Саипназара чапав.
— Не троньте, я сам! — зарычал бий. — Черная кость и белая кость не могут соприкасаться.
Он скинул с себя чапан и в сопровождении Ерназара-младшего и Мадреима вышел из юрты. Наказание Саипназар должен был принять там же, где принял его Касым.
Тревожное безмолвие воцарилось в юрте. Напуганные решительностью ага-бия, джигиты опустили головы, боясь глянуть на Ерназара. Им казалось, что в гневе он способен учинить расправу над всеми. Ведь каждый был в чем-то виновен, у каждого на душе лежал грех, малый ли, большой ли, и попадаться на глаза в такой момент ага-бию не следовало.
Гнев ага-бия не был, однако, слепым. Он карал лишь тех, кто нарушил закон степи, предал дело, которому клялись служить агабийцы. И, увидев испуг в глазах джигитов, поспешил успокоить их:
— Не для утоления жажды мести собрались мы сюда. Мысли наши светлые, намерения добрые. Но доброту нашу превращать в зло никому не дано. И тот, кто попытается это сделать, лишится не только уха, как Касым. Он лишится права быть нашим братом. Он лишится имени каракалпак!
— Наказанные сегодня остаются в нашем кругу? — спросил Генжемурат.
— Остаются. Отец, наказывая своего сына, разве изгоняет его из семьи? Он учит его наказанием…
— Значит, мулла Шарип, разрезая пятки мальчику, тоже учил его?
На лицо Ерназара вновь легли хмурые тени.
— Он не наказывал, он тешил свое злое сердце чужим страданием, — сказал Ерназар. — Страдание ребенка будет отомщено!
Фазыл вскрикнул испуганно:
— Великий ага-бий! Ты намерен судить муллу, слугу божьего?
— Да. Но не слугу божьего, не муллу, а человека по имени Шарип. И этого человека вы сейчас приведете сюда. Судить будем все!