Смутился Ерназар, игру-то свою держал в тайне. Не простая была эта игра, да и рискованная. Хива-то такие затеи пресекала.
— Что конь, — ответил Ериазар. — У него лишь ноги, у слова же — крылья. Летит как ветер…
— Ветром, должно быть, и занесло… — слукавил ахун. Знал, поди, кто принес весть об игре бия, да не захотел открыть имя или не мог. — Сам-то зачем пожаловал, Ерназар-палван?
— Ищу людей из других стран.
— Похвальное намерение. В Хиве их предостаточно. Я ведь тоже чужестранец. Турок тебе не подойдет?
— Родина твоя прекрасна, ахун, да на юге лежит…
— Какая же сторона света милее твоему сердцу?
— Северная.
С интересом глянул на Ерназара ахун. Загадочным показался ему молодой богатырь. То, что играл он в не поощряемую ханами игру «ага-бий», свидетельствовало о тщеславии племянника Айдоса, желании стать во главе каракалпакских родов. Власть манит многих, и не наложен запрет на желание подняться на холм властителя маленького или большого. А вот обращение к северу зазорно. Край неверных не должен манить к себе истинного мусульманина. Что может найти он там, на земле, проклятой аллахом?
— Сердце твое отворачивается от Мекки? — по-прежнему с лукавой улыбкой спросил ахун.
— Не сердце, оно отдано пророку.
Ахун взял руку Ерназара и прижал большой палец к жиле, что повыше кисти.
— Оно отдано пророку, — кивнул, соглашаясь или утверждая, турок. — Однако и преданное сердце способно томиться недугом. Лицо твое бледно, глаза полны тревоги.
— Я не спал ночь, — сказал Ерназар.
— Бодрствовал, значит. Торопил себя и коня в Хиву. А я думал, дурной сон встревожил тебя.
Турок продолжал держать палец на жиле и мысленно что-то оценивал или проверял. Голова его в это время мерно покачивалась, губы безмолвно шевелились.
— А прежде тебе не виделся дурной сон?
— Я не отличаю дурных снов от добрых, ахун-ага.
— Счастливец! Но сны, братец, бывают плохими и хорошими. Плохие предостерегают нас от опасности. Жизнь-то ведь ставит человеку, как и зверю, капканы. Не попасть бы в них. Видал ты себя когда-нибудь нагим во сне?
Задумался Ерназар. Не приходилось ему разгадывать сны, потому и не запоминал их. Но приятное, взволновавшее его необычностью своей, оставалось все же в памяти.
— Крылья видел. Летал как птица над степью и над морем, — сказал, весь посветлев, Ерназар.
— Летать хорошо во сне, — стер почему-то улыбку с лица ахун. — Ждёт тебя в будущем большое счастье. И тропа к нему пролегает где-то у берега Аму. Мост, по которому ты въехал в Хиву, для многих твоих земляков был удачливым…
— Не знал этого, — удивился Ерназар. — Печальной мне показалась дорога в великий город. Конь спотыкался о кости человеческие…