«…Федька — колдун так колдун: старую бабусю на молодую дивчину перековать может!..» — вспомнились мне слова мастера Андрея. Я глянула в суровое лицо Федора и подумала, что кузнец, как и печник — богов брат, только бог его древний, темный, грозный, необузданный, еще не связанный границами добра и зла. В темноте, разбавленной закатным светом, едва сочившимся из низкого окна, Федор и казался мне таким древним богом-кузнецом. Он будто прочитал мои мысли, усмехнулся:
— Как тебе в гостях у кузнеца?
— Сказочно, — улыбнувшись, ответила я, и, чтобы смягчить неловкость, в шутку спросила. — На какой же наковальне ты старых на молодых перековываешь?
Федор сверкнул очами:
— Здесь ее нет.
Он произнес это так серьезно, что я поверила мастеру Андрею!
— А где же она?
— У кума в лесу, — произнес кузнец так, словно я знаю, кто этот невесть откуда взявшийся лесной кум.
— А…
— Знак тебе вырезал я, — оборвал меня на полуслове Федор. — Держи.
Он порылся в лежавших на подоконнике заготовках и протянул мне небольшой деревянный кругляшок, плоский, как медаль.
— Спасибо, — я стала рассматривать кругляшок. Он и был похож на медаль, или на большую монету: по краям сделаны поперечные насечки, на одной стороне вырезано лучистое солнце, на другой — две волнистые линии, одна над другой.
— Федя, расскажи мне, что это за знак?
— Андрюшка разве не говорил тебе?
— Нет… мы с ним только таблицы написали — цветов и символов.
— Знак этот зовется «Божья вода» или «Хляби небесные». Означает он воду крещенскую, когда с небес разверстых благодать на все земные воды сходит. Этот знак защищает сон от дурных видений, убаюкивает и помогает росту.
— Росту? Какому?
— Любому — росту человека, ребенка… Волосы растут от него дюжа.
— Волосы?
— Ага. На гребешке такой знак вырезать — волос так и попрет.
— А если я его в изголовье повешу, у меня тоже волос расти начнет?
— Начнет. И сама ты расти начнешь.
— А я-то как? Взрослая ведь уже, в моем возрасте не растут.
— Телом не растут, а душой в любом возрасте расти можно. Да ты сама почувствуешь. Как в изголовье поместишь, так во сне летать начнешь.
Солнце легло на горизонт, и в кузне стемнело совсем.
Ну, — сказал Федор, — штуки тебе посмотреть надобедь? Пошли на свет, тут не увидишь ничего.
Федор подхватил деревянный ящичек, и мы вышли на улицу. В ящичке лежало множество похожих на мой кругляшков, только они были не деревянными, а кованными из темного железа. По сравнению с филигранной ковкой Федора, которую я видела до сих пор, «штуки» казались мне сделанными грубо, наспех, и не Федором, а каким-нибудь мальчиком-подмастерьем, лишь недавно взявшим в руки молот. Вместе с тем, чем дольше держала я в руках каждую из «штук», тем больше притягивали они меня, и в конце концов я решила, что «штуки» эти и впрямь заряжены какой-то сильной магией. Федор сидел рядом и объяснял мне значение каждого знака.