Тарелка слегка урчала, вращаясь вокруг своей оси и неотвратимо двигаясь вперед. Какие-то клапана мотора то открывались, то закрывались, производя необходимую работу, или же создавая ее видимость; Цмип гордо стоял посреди главного круглого отсека, максимально напрягая свои многочисленные конечности, словно готовясь к некоему значительному труду, или борьбе, и цветок неистребимой радости воображаемо осенял его шпиль, будто своеобразный сложный нимб.
Раздался щелчок; тарелка вошла в режим усиливающегося ускорения.
В квадратных иллюминаторах убыстренно заструились казуары и метеоры. Цмип не ощутил никаких перемен в самом себе. Он все так же стоял посреди отсека и напрягался. Тарелочное ускорение сквозило сквозь него, не создавая в нем никаких перегрузок и высовых чрезмерностей, ибо он все-таки был звеяздом и пока еще, к сожалению, не достиг уровня физической соподчиненности, свойственной примитивным существам, к которым Цмип стремился всей душой.
Желтый кружок, все более увеличиваясь в размерах, возник в иллюминаторе. Вновь раздался щелчо — тарелка легко замедлила ход и даже издала какое-то еле слышное урчание, словно от радости предстоящего конца полета.
Цмип пружинисто подскочил к иллюминатору, вперясь в желтый четкий круг, который сейчас совершенно геометрически правильно вписался в иллюминаторный квадрат.
— Это и есть Солнышко? — сказал он вслух, высоко подпрыгнув и ударившись шпилем о потолок отсека.
Тарелка пошла на посадку; возникли сгущающиеся по мере снижения сизоватые клочья атмосферы.
Тарелка поскрипывала; Цмип все так же не ощущал никаких перегрузок, и его душу неожиданно заволакивала какая-то непонятная светлая печаль.
— Что мне предстоит? — произнес он вдруг, сам удивившись этому.
Вокруг все стало красным, и внизу заалела бугристая планетная поверхность, со вкрапленными в неё кое-где синими кляксами неглубоких водоемов.
У тарелки, видимо, раскрылось что-то типа парашюта, поскольку спуск был мягок и почти незаметен, как любовная ласка птичьим пухом. Цмип уже различал отдельные пригорки, и тут заметил, что снижается прямо на прямоугольную поляну с большим количеством странных коричневых кубов на ней. В центре высился большой белый куб.
— Что за блинчики!.. — в сердцах воскликнул Цмип, сам не понимая смысл собственной речи.
Прошло еще какое-то время, и с тупым стуком тарелка села на почву Солнышка. Заскрежетал механизм; в отсеке открылся проем, куда в соем тут же заструился слегка сладковатый воздух. Цмип слегка постоял в нерешительности, затем напряг мускулы и неспеша вышел на поверхность, замерев у тарелки, тут же отключившей все свои механизмы.