Гальмо удивительно ловко для его возраста перевалил через борт и оказался на палубе.
— Подожди меня здесь! — крикнул он дочери. Юнэу взяла отцовское весло и отплыла от борта. Остановилась в некотором отдалении от корабля. Отец гнулся и что-то бормотал, как ему казалось, на языке белых людей. Моряки делали вид, что понимают его, громко смеялись и изо всех сил хлопали старика по плечу, по спине, заставляя его каждый раз вздрагивать.
Гальмо протянул пыжиковые шкуры. Несколько моряков вцепились в них. Гальмо опасался, что они разорвут нежную, тонкую мездру, и торопливо произносил:
— Табак… Пайп… Тии… [Пайп… Тиy… — Трубка… Чай… (англ.).]
С капитанского мостика спустился большой рыжеволосый мужчина. Он растолкал матросов, забрал у них шкурки, обхватил старика за плечо и повел за собой.
Юнэу встревожилась и подплыла ближе. Моряки снова собрались у борта. Они кричали, махали руками, явно подзывая к себе девушку. Один из них кинул в воду кусочек чего-то желтого. Юнэу подгребла и подобрала. Это оказалась початая плитка жевательного табаку. Она не успела еще пропитаться соленой водой и вполне годилась. Юнэу откусила край и кончиком языка отправила табак за щеку.
Моряки одобрительно закивали и принялись бросать табак, галеты, сухари. Юнэу деловито все подбирала, искусно работая веслом, и складывала на пустое сиденье отца.
Подарки падали все ближе и ближе к борту, заманивая девушку к кораблю. Юнэу это поняла и стала осторожнее. То, что оказывалось у самого борта, она ловко подхватывала веслом и подтаскивала к байдаре.
Иноземцы поняли, что таким способом им не перехитрить девушку, и перестали кидать подарки в воду… Они держали их в руках — цветные платки, ожерелья, стеклянные бусы, сухари, жевательный табак в красочной обертке и еще какие-то невиданные прежде вещи, — размахивали ими и орали, как кайры на птичьем базаре.
Отца не было. Юнэу встревожилась его долгим отсутствием. Она приблизилась к борту и стала кричать:
— Гальмо! Атэ! Гальмо!
Моряки загалдели, показывая пальцем на девушку, но Юнэу не обращала на них внимания, продолжая звать отца.
Гальмо появился в сопровождении того же рыжеволосого человека. Сразу было заметно, что старик хлебнул дурной веселящей воды. Улыбка застыла на его лице, будто примороженная, он что-то бормотал своему спутнику, дружески обнимая его за спину.
— Дочка! Моя утренняя птичка! — заверещал Гальмо. Он бывал таким ласковым, когда напивался или до одури накуривался мухомором. — Иди сюда! Влезай на корабль. Капитан обещает дать тебе много подарков.
Юнэу боязливо приблизилась к борту.