Но как только Элизабет заговорила с ней в тот памятный день в редакции «Оракула», Эмили сразу же прониклась к ней глубокой симпатией. Элизабет, похоже, действительно обладала всем, но это «все» включало также сочувствие и теплоту. И Эмили верила, что эти чувства искренни. Она не притворялась, что слушает, а действительно проявляла интерес к тому, что ей говорили. Вообще в Элизабет все казалось неподдельным.
Как ни странно, но Эмили было легче довериться Элизабет, чем кому-либо из своих друзей, например Дане Ларсон. Другие члены «Друидов» – Гай Чесни, который играл на синтезаторе, и Макс Делон, ведущий гитарист группы, – знали Эмили целую вечность. С ними можно было подурачиться, часто они вместе обедали в школьной столовой. Но Эмили никогда бы не доверилась никому из них – даже Дане. Атмосфера в группе была непринужденной и весьма беспечной. Существовало как бы некое неписаное правило, которое запрещало относиться к чему-либо достаточно серьезно. Эмили несколько раз пыталась заговорить с Даной Ларсон о Карен, но, как только разговор принимал серьезный оборот, она чувствовала, что между ними возникает глухая стена непонимания. Дана просто не была готова обсуждать личные проблемы Эмили.
Что касается Дана Скотта, то при воспоминании о той ужасной сцене девочка не могла даже заставить себя подумать о нем, не почувствовав, как от стыда у нее начинают пылать щеки. Еще за несколько часов до этого она могла бы довериться Дану. Он начинал нравиться ей все больше.
«Ну, а теперь все кончено», – подвела итог Эмили, отшвырнув носком ботинка камешек, валявшийся на дороге.
«Что же теперь со мной будет?» – думала она, снова чувствуя комок в горле.
Как она может после всего того, что наговорила ей Карен, вернуться домой и вести себя так, словно ничего не произошло?
В то же время Эмили не знала, куда еще можно пойти.
Глаза ее наполнились слезами, в ушах все еще звучали слова Карен: «…я не допущу, чтобы ты стала такой, как твоя мать! Я просто не могу позволить, чтобы мой ребенок рос в одном доме со… со шлюхой!»
«Шлюха, – тупо подумала Эмили. – Вот кто, оказывается, моя мать. А кто может сказать, что я не начинаю следовать ее примеру? Может быть, у меня нет другого выбора».
Однако в глубине души Эмили знала, что не верит в это. Она понимала, что Карен не имела права бросать все эти ужасные слова ей в лицо – тем более в присутствии Дана.
Более того, Эмили сознавала, что ей нужно что-то предпринимать, и очень быстро. Неоднократно она пыталась поговорить обо всем с отцом, но это не помогло. Так или иначе, что-то должно измениться. Эмили молилась, чтобы у Элизабет появились какие-нибудь идеи на этот счет. Ей казалось, что вся ее жизнь рушится прямо на глазах; еще немного и она потеряет все – отчий дом, семью, друзей.