Рейтнер молчал. Я явственно видел тени противоречивых эмоций пробегающие по его лицу. Ага, и надо бы поверить, но… Увы! Всякий здравый смысл говорит, что это просто невозможно! Причем невозможно, потому что невозможно никогда! Ну что ж, у меня приготовлено достаточно средств для его дальнейшего убеждения. Если Михаил Христофорович не дурак, а он не дурак, то будет вынужден воспринять свершившееся как удивительный факт и смириться с ним.
– Ваше Величество, – перебил мои мысли Рейтнер. – Все это слишком невероятно чтобы я вот так сразу вам поверил, при всем моем к вам глубочайшем уважении… Быть может у вас есть какие-нибудь доказательства вашей невероятной истории?
– Что ж, я предусмотрел ваше недоверие. Вот эти стопочки бумаг на полу, – я указал на заваленный документами угол комнаты, – содержит огромное количество данных о будущем мире, экономике России и вообще об экономике в целом. Я как мог, постарался рассортировать их, но не слишком в этом преуспел. Так что, читайте, изучайте, конспектируйте, но ничего отсюда не выносите. Думаю, даже после предварительного ознакомления, последние ваши сомнения в моих словах будут развеяны. За сим позвольте откланяться. Дела.
Снова оказавшись в своем основном кабинете, я подошел к резному шкафу из красного дерева и извлек из его недр открытую бутылку вина и бокал. Не чувствуя вкуса махнул полный бокал темно-красного вина и усмехнулся. Спустя две минуты.
– Товарищ Блудов, – вынимая трубку изо рта и неумело изображая грузинский акцент, начал я, – есть мнение, что вы не справляетесь с возложенными на вас обязательствами.
Блудов шутку не оценил. Ну ещё бы! Для этого ему надо было родиться минимум на один век позже. Да и парочка только что смещенных мной министров не очень способствовала веселью.
– Что вы можете сказать в свое оправдание? – Я снова взялся за трубку. Честно говоря, я ожидал небывалого всплеска красноречия и рассчитывал им сполна насладиться, вместо этого получил как никогда четкий и лаконичный ответ.
– Как будет угодно Вашему Императорскому Величеству. Если вы считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями, через час у вас на столе будет лежать прошение освободить меня от всех занимаемых должностей.
Надо признаться Блудов хоть и сошел с лица, но держался молодцом. Голос, несмотря на слова, ставящие точку в его яркой многолетней карьере, не дрогнул ни на секунду. Но любую точку можно легко исправить на запятую.
– Что вы, Дмитрий Николаевич, – чуть не подавившись табачным дымом из-за неожиданного ответа, растерявшись, сказал я, своим обычным голосом, – напротив, я очень нуждаюсь в ваших услугах. Однако ваши последние действия заставляют меня усомниться в вашем желании служить России, а не своему министерству. Понимаю, – взмахом руки, оборвав его ещё не успевшие сорваться губ возражения, – понимаю. Для каждого министра его министерство стоит на первом месте, а создание неподконтрольных ему ведомостей или, боже упаси, сокращение и вовсе смерти подобно. Все это я понимаю. Однако и вы, Дмитрий Николаевич, должны, нет, просто обязаны меня понять. Вы как никто должны представлять себе то бедственное положение, в котором очутилась наша страна. Вы первый должны бежать ко мне с успехами в изыскании дополнительных средств в бюджет. Вместо этого вы тянете одеяло на себя и, более того, скандалите с Игнатьевым, действующим по моему прямому указанию. Из уважения к вам я приоткрою вам тайну нового ведомства, – ну не больше чем ты и сам бы узнал, старый лис, добавил я про себя. – Я могу надеяться, что мои слова не покинут этих стен?