Итог разговора не заставил себя ждать. Когда объявили полонез, моей парой, начинавшей танец, стала Луиза. В жизни она оказалась куда милее, чем на портретах придворных живописцев и черно-белых фотографиях. Худенькая, стройная как тростинка, она будила в любом мужчине чувство бесконечной нежности и желание защитить. Красотой она не блистала, однако это было прелестное и невинное, совсем юное ещё создание, не испорченное ещё к тому же двором и светским обществом. И в этом была своё, особенное очарование. Я помню, как трогательно затрепетала она, когда я заговорил с ней. Как мимолетно вспыхнула, когда я целовал её ручку. Как мило краснела, когда я вел её в танце…. Однако я так и не мог до конца привыкнуть в мысли, что эта угловатая девушка-подросток, почти ребенок, вскорости станет моей женой. Полонез сменил медленный вальс, мы кружили по залу, смотря друг на друга и не решаясь начать разговор. В танце я вел её отстранённо, на вытянутой руке. Луиза видимо почувствовала что-то и как-то жалобно, по-детски трогательно посмотрела на меня внизу вверх. Её кроткие карие глаза напомнили мне оленёнка Бэмби, мультфильм про которого я смотрел в далекой юности. На сердце потеплело. Спохватившись и отбросив на время посторонние мысли, я принялся сглаживать невольное впечатление своей небрежной холодности. Что впрочем, с легкостью мне удалось. Внешность я имел весьма привлекательную и, хотя так и не озаботился тем, чтобы привести себя в должную физическую форму, выглядел стройным и подтянутым. Танцевал я тоже превосходно. Да и с обаянием и чувством юмора никаких проблем у меня не наблюдалось и, вскоре, моя принцесса заливалась звонким смехом, слушая выдаваемые мной шутки.
– Ах, вы не знаете что за дураки эти поляки, несравненная вы моя красавица, – наклонившись к ею ухо говорил я ей. – Это просто непостижимо чтобы с ними было, если бы не русская о них забота!
– Oh Prince, you are so interestig companion. Could you tell me anything more, – отвечала она мне, доверчива глядя мне в глаза.
– Сам я не видел, однако, мой генерал Муравьев рассказывал мне презабавную историю про то как, умирая, старый поляк завещал своим детям похоронить его в море. И что же вы думаете, ненаглядная моя Луиза? – увлек её внимание я. – Все три сына захлебнулись, копая могилу на дне!
– О ваш черный юмор неподражаем, – залившись веселым смехом, отвечала не сводившая с меня глаз Луиза.
* * *
Я метался по отведенным мне комнатам до боли сжимая кулаки. Этот относительно недолгий разговор вызвал во мне бурю негодования. Нет, конечно же, в лицо мне никто не хамил. Ещё чего не хватало! Никто даже мне не перечил. Совсем, ну ни капелечки не перечил. Просто все мои вполне конкретные и, казалось бы, разумные предложения ненавязчиво, деликатно, но в тоже время весьма твердо отклонялись. Да, стоит признаться – переговорщик из меня никакой. Хреновый я бы даже сказал переговорщик.