Подтвердив секретариату своё желание назначить встречи на сегодняшний день, я всё утро провёл в нетерпеливом ожидании. Ещё только составляя письма, я намечал планы своих преобразований. Теперь же, после нескольких декад напряжённой работы, у меня появилась возможность заложить 'краеугольные камни' фундамента будущего Российской Империи. Будущего такого, каким я его вижу.
В предвкушении встречи я сидел в своём кабинете на втором этаже Зимнего Дворца, нервно поглядывая на циферблат больших золотых часов в виде расправившего крылья орла, стоящих на камине. Время, назначенное первому из посетителей, близилось и я не мог сдержать возбуждение. Громкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Просочившийся в приоткрытую дверь лакей доложил о том, что в приёмной ожидает глава Азиатского департамента министерства иностранных дел, Николай Павлович Игнатьев.
Подтвердив, что очень и очень его жду, я распорядился пригласить Игнатьева в кабинет. Лакей выскользнул так же тихо, как и появился. Через пару мгновений в зал чеканя шаг и, держа выправку, вошёл граф. Стукнув каблуками об пол, он поклонился и застыл в ожидании.
Поприветствовав графа и предложив ему присесть на гостевое кресло, я сразу взял быка за рога:
– Николай Павлович я, как уже указывалось в письме, хотел бы предложить вам новое место работы. К сожалению деталей, из соображений секретности, сообщить на бумаге я не мог. Но думаю, вы сами догадываетесь о предлагаемой вам должности. Я выбрал Вас, Николай Павлович, исходя из нескольких причин. Первое – вы офицер, выпускник Академии Генерального Штаба. Второе – ваш успешный опыт дипломатической службы. Третье, – тут я помедлил, – мне нужен человек с опытом секретной работы. Вы же ещё с 56 года хорошо себя зарекомендовали[11]. Исходя из вышесказанного, – продолжил я, подходя к столу, – каким Вы сами видите своё назначение?
Николай Павлович немного задумался, подняв взгляд к потолку. В этот момент он напомнил мне шахматиста-гроссмейстера, размышляющего над очередным важным ходом. Я многое знал о том, каким был Игнатьев в нашей истории, но мне интересно было понаблюдать за ним в бытовой обстановке. Высокий, статный, но уже начавший лысеть и обзаведшийся небольшим животиком, внешне он не производил внушительного впечатления. Однако достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы понять – этот человек далеко пойдёт. Серые, с матовым блеском булата, его глаза буравили насквозь, пронзая как лезвие клинка. В них была видна жёсткость, недюжинный ум и решительность. Идеальное сочетание холодного ума офицера Генерального Штаба и манер искусного дипломата. 'Волчья пасть и лисий хвост', – кажется так называли Игнатьева современники. Это прозвище ему отлично подходило.