Важнейшее отличие йоги как одной из даршан — практический путь к освобождению (мокше) через систематическую тренировку тела и души. Сходная в ряде теоретических посылок, санкхья больше внимания уделяет познанию отличий «Я» от всего остального мира как средству достижения освобождения.
Все системы индийской философии (за исключением материалистической школы чарваков) настаивали на применении йоги как необходимой практической стороне философии жизни [160]. Поэтому рассматривать йогу как отдельную ФИЛОСОФИЮ, как это зачастую делается в нашей отечественной популярной литературе, вряд ли правомерно. Такой вывод можно сделать не только из анализа традицион ных даршан древней Индии, но и с позиций рассмотренных в 1-й главе материалов по даосизму, буддизму и другим восточным учениям.
Основная черта, которая характерна для развития йоги в постведический период, — постепенный отказ от аскетизма. Так, основным средством йогической практики ведийской йоги выступал тапас, т. е. "умерщвление плоти", аскетическое отшельничество [173]. Основная идея Упанишад — отрицание крайностей аскетизма — получает заметное развитие в «Бхагавад-Гите» [20]. В книгах «Махабхараты» наряду с традиционным "суровым подвижничеством" можно найти целый ряд отрывков, свидетельствующих о наличии специальных практик, которые, хотя и подразумевают отшельничество, но сводятся отнюдь не к одному лишь тапасу. Эти практики, будучи объединены в целостную систему, были направлены на достижение освобождения без сурового аскетизма. Так или иначе, по мере становления и обособления йоги как отдельной дисциплины значимость тапаса снижается до минимума, хотя его необходимость полностью не исчезает.
В «Бхагавад-Гите» можно найти как отрывки, полностью согласующиеся с традициями ведийской йоги, так и едва ли не противоположные по содержанию места. Так, близким к описанию практики йоги в "Шветашватара-упанишаде" является следующее [95:6:10–15]:
"Пусть йогин всегда упражняется в йоге тайно,
Одинокий, укротив самосознанье, без ответственности, без
ожиданий, Устроив себе в чистом поле крепкое сиденье,
Не слишком низкое и не высокое, покрытое одеждой, шкурой лани и травой куша,
Там сердце на одно направив, укротив волнение чувств и мысли,
Опустясь на сиденье, пусть ради самоочищения он упражняется в йоге.
Стойкий, пусть прямо, неподвижно туловище, голову, шею держит,
Взор устремив на кончик носа, по сторонам не глядя.
Умиротворенный, отгнав страх, стойкий в обетах брахмачарья,
Смирив сердце, преданный, пусть он сидит, устремясь ко Мне.