– Я сам поднимусь к нему, – Яков сокрушенно покачал головой.
Он шел по лестнице, ступая почти бесшумно, хотя специально и не старался, просто привык так передвигаться, толкнул плечом дверь в спальню, неодобрительно поцокал языком, разглядывая этикетку на оставленной у открытого бара бутылке. Хайновский похрапывал на кровати. Цирюльник присел рядом, тронул Хайновского за плечо. Олигарх, не просыпаясь, попытался отмахнуться.
– Мужчина, – требовательно произнес Цирюльник, – просыпайтесь. Проспите свою остановку, и на конечной вас заберет милиция.
Последние слова Хайновский выслушал уже с открытыми глазами.
– Не смешно, – тихо произнес он, оторвал голову от подушки и подал гостю теплую со сна руку.
Пожатие было вялым и почти безжизненным.
– Миша, Миша… Сколько раз я тебе говорил и в детстве, говорю и сейчас – не забирайся высоко, больно будет падать.
– Советы раздавать легко, – Хайновский приподнялся на локте и потер лоб ладонью.
– И самое странное, что даже хорошим советам никто не следует, – Цирюльник поводил ладонью перед глазами Михаила Изидоровича, словно проверял, жив ли тот.
– Вижу, что знаешь, – криво ухмыльнулся Хайновский, – сочувствовать мне не надо.
– Я не только знаю, но и с нужными людьми уже переговорил.
В глазах олигарха на мгновение зажегся огонек надежды, но тут же погас: если бы вести были утешительными, Яков не стал бы тянуть с ними.
– Не спешишь, значит, все плохо. Долго подготавливаются только к сообщению о смерти.
– Не знаю, что было в твоем портфельчике, и знать не хочу, Миша.
– Козырная карта там была, – вздохнул Хайновский.
– Меня моя покойная мама всегда учила: «Яша, не набирай больше, чем тебе надо. В гробу карманов не делают, деньги на тот свет с собой не унесешь».
– А еще твоя мама любила говорить, что если еврейский парень пьяница, то это большая беда, а если – дурак, то это уже национальная трагедия. Золотая была женщина. – Хайновский сел на кровати и помотал головой, прогоняя остатки сна.
– Теперь твоей козырной картой тебя и прихлопнут.
– Если приехал, чтобы сообщить это, то не стоило и дергаться.
Цирюльник мелко засмеялся, похлопал Хайновского по спине.
– Плохие новости, я с людьми переговорил: если что, Швейцария тебя русским выдаст. И теперь, как я понимаю, ты свои акции продать не сможешь. Вернее, их никто за настоящую цену не возьмет. Вот если бы ты в свое время не пожалел деньги в телеканал вложить или хотя бы стоящую газетку финансировал, из тебя бы мигом борца за свободу слова слепили. Сидел бы в Швейцарии или в Британии, фиги бы Кремлю через границы показывал бы. А так тебе в Москве договариваться надо, лучше сам все и отдай. На свободе зато останешься.