– Я все поняла, – выражение лица Кильман разительно переменилось. Из убитой горем влюбленной женщины она в одну секунду превратилась в решительную особу. – Если Антона действительно кто-то убил и мои слова помогут вам отыскать убийцу, я готова отвечать на любые вопросы. Пусть даже самые бестактные. И знаете что, господин Головацкий? Вы правы. Я только сейчас подумала об этом. Прежде подобного не случалось. Антон мог прийти без приглашения в полночь или около того, но чтобы в четвертом часу – нет. Такого прежде не было ни разу. Это важно? Да? В этом что-то есть, господин Головацкий?
– Возможно, – уклончиво ответил Матвей Евграфович, думая о своем. – А скажите, госпожа Кильман, в последнее время вы не замечали ничего странного в поведении Антона Антоновича? Может быть, он излишне нервничал, опасался чего-то?
– Он переживал, – уверенно ответила женщина. – Это я могу сказать вам совершенно точно. Антон Антонович умел скрывать свои чувства от посторонних, но только не от меня. Я видела, как сильно он переживал.
– Из-за чего?
– Из-за гибели близких ему людей. Сначала это трагическое падение с лошади графа Щадилова, затем самоубийство Доронина. А после случившегося с генералом Корниевичем тремя днями ранее Антон и вовсе поник. Я видела, какой это был для него удар. Он стал рассеянным, и, возможно, поэтому с ним случилось то, что…
Кильман замолчала, заметив, как ее собеседник медленно поднялся со стула. Единственный глаз Матвея Евграфовича прищурился. Он нервно дернул себя за ус.
– Что с вами? – встревожилась женщина. – Вам плохо, господин Головацкий?
– Нет-нет, – поспешно заверил ее профессор. – Со мной все в порядке, госпожа Кильман. Просто ваши слова… Антон Антонович переживал из-за смерти генерала Корниевича? Я вас правильно понял?
– Совершенно верно.
– А разве… Разве они были так близко знакомы?
– Они были почти друзьями, – Кильман говорила об этом как о чем-то само собой разумеющемся. Как о чем-то, что было известно каждому. – У них были какие-то общие дела, они состояли в одном клубе… Подробностей я не знаю, господин Головацкий. Мы были в добрых отношениях с Антоном… Антоновичем, но он со мной, знаете ли, не откровенничал. В том, что касалось его дел.
Головацкий снова опустился на стул. Даже не опустился, а плюхнулся. В деле появилась весьма интересная ниточка. Интересная, но по-прежнему загадочная.
– Они состояли в одном клубе, – эхом повторил Матвей Евграфович слова Кильман. – Корниевич и Сербчук. А что это был за клуб?
– Не знаю, – женщина пожала плечами. – Но полагаю, обычный мужской клуб. Карты, вино, сигары, разговоры о политике… Ну, вы ж знаете, как это бывает, господин Головацкий?