– Так я продолжу? – спросил Торин с иронией. Доронин молчал. – Спасибо. Это меня интересует прежде всего для того, чтобы знать, а сможет ли полноценно жить и работать на свободе человек, который отсидел здесь целый год без надежды на освобождение.
Доронин стоял и сверлил полковника взглядом, не выражая больше никаких эмоций. Он уже догадался, что из ГРУ просто так с такими разговорами не приходят, что это какие-то изменения в его судьбе. И чем больше радости и надежды поднималось в душе майора, тем меньше эмоций отражалось на его лице. Что значит спецназовская закалка, одобрительно подумал Торин.
– Ладно, последний вопрос снимается, – кивнул Торин, – сам все вижу, не первый год на свете живу. Тогда мне интересно было бы узнать, а не бросишься ли ты, Дмитрий, сразу искать виновных и мстить? Мстить кровью. Может, у тебя есть такая всепоглощающая обида? А?
– Нет у меня обиды, товарищ полковник, – неожиданно спокойным голосом ответил Доронин. Причем именно это «товарищ полковник» особенно порадовало Торина. – Я знал, на что иду, и не жалею о содеянном. Так что претензий у меня ни к кому нет.
– Хорошо-о, – одобрил Торин, – я знаю, что у тебя отобрали все награды и лишили звания, но профессия-то осталась. Готов пойти опять по этой профессии?
– Рядовым, по контракту? – усмехнулся Доронин. Держался он все-таки великолепно.
– Нет, но по контракту. Да и не в армию, а частным образом. Чтобы избежать всяческих расспросов, поступим следующим образом: я рассказываю суть моего предложения, а ты потом задашь все вопросы, если они у тебя будут. Хорошо?
И Торин рассказал майору все, только без названий и местоположения фирмы, и без фамилий, естественно. Он был уверен, что Доронин согласится, поэтому говорил открыто. Особенно открыто он говорил о том, что никто не придет ему на помощь в случае опасности, только боевые друзья из группы. Ни государство, ни фирма. Его вообще не будет существовать – ни как Дмитрия Доронина, ни как другого человека. Только поддельные, но качественные документы и минимум общения с посторонними людьми. Более того, сам Дмитрий Доронин завтра же умрет, о чем будет составлен документ по всем правилам, и гроб будет, и могила.
– Значит, пожизненный контракт? – спросил Доронин. – Ни дома, ни детей.
– Никто не говорит, что это навсегда, возможность уйти со службы и осесть где-нибудь на покое будет. Только его нужно заслужить.
– А если не заслужу?
– Вернешься опять сюда с побегом за спиной, – жестко ответил Торин.
Андрей Петрович должен был это сказать, хотя абсолютно не был в этом уверен, но таковы были правила игры. Он смотрел на майора и не пытался понять – согласен тот или нет. Он пытался понять, чем же Доронин напоминал ему актера Сталлоне. Напрашивается позывной Рэмбо, решил он…