Еще более снизившись, Ольга рявкнула пропитым голосом пожилого полицейского унтера:
– Что стоишь, раззява? Хватай вещички и беги подобру-поздорову, покуда они не вернулись!
Подействовало. Незадачливый прохожий сгреб в охапку свое платье, подхватил брошенные главарем ценности и помчался куда глаза глядят. За него можно было не беспокоиться – свое Ольга сделала, а там уж как ему повезет, не до дому же за ручку провожать… Пожалуй, это все же доброе дело, а? Авось где-нибудь и зачтется…
Поднявшись выше, она, ускоряя полет, направилась к центру города и вскоре пролетала уже над Кунсткамерой. Раскинувшаяся внизу панорама города изменилась: уличных фонарей горело в не в пример больше, светились там и сям окна, иные изливали прямо-таки потоки света – в богатых особняках, несмотря на позднее время, продолжались балы и здания, освещенные изнутри, демонстрировали картины пышности и великолепия. Ольга пролетала мимо, не ощущая ни малейшей зависти, – Петербургские балы для нее уже стали привычными.
Нужный дом она отыскала исключительно с помощью чутья. Медленно опустившисьсь пониже крыши, Ольга подлетела к окну интересующего ее человека, присутствие которого почувствовала по некоему, говоря обычным языком, ореолу, и провела сверху вниз сложенными лодочкой ладонями. Створки высокого окна с явственным скрипом растворились. Ольга, паря в воздухе горизонтально, вплыла внутрь, одним движением пальца затворила за собой окно и, извернувшись, прочно встала на обе ноги.
Господин флигель-адъютант Вистенгоф, особа, пользующаяся благорасположением императора, безмятежно посапывал в полном одиночестве, лежа на спине.
Бесшумно приблизившись к постели, Ольга простерла руки над головой спящего и зашептала:
– Спи-усни, спи-усни, водой текучей, ленивой тучей, плывущей неспешно, песком, струящимся тихо, заклинаю…
Она помаленьку проникала в сознание спящего, полностью устанавливая над ним власть, подчиняя, перестраивая его сны, как театральные декорации…
Результат сказался очень быстро: спокойное, безразличное лицо спящего изменилось, на нем расплылась глуповатая, блаженная улыбка. И было от чего: адъютант сейчас шагал по опушке благолепного, красивого леса, залитой солнцем, усыпанной разноцветными яркими ягодами, калейдоскопически пестрыми цветами – большей частью совершенно фантазийными, не имевшими аналогов в земной флоре. Адъютанту было покойно, хорошо, даже умилительно…
Там, во сне, Ольга вышла ему навстречу – с распущенными волосами и обаятельнейшей улыбкой, с венком из ромашек на голове, в просторном платье из прозрачной тончайшей ткани, способном свести с ума мужчину что во сне, что наяву. Судя по обалдело-восторженному лицу адъютанта, он проникся должным образом. Полное впечатление: если бы сон зависел исключительно от него, он стал бы чертовски предприимчив – но этим театром распоряжалась Ольга, а потому адъютант вопреки собственным побуждениям так и остался стоять по колено в цветах. Ольга вернула ему толику самостоятельности – и он чуточку растерянно пробормотал: