Она чуточку освободила Вистенгофа – ровно настолько, чтобы он вновь начал вольничать руками.
– Я тебе признаюсь честно: это не мое дело, что будет потом, – хрипло прошептал ей на ухо адъютант, без особой фантазии шаря ладонями по ее телу. – Мне досталась самая славная часть предприятия, а скучные подробности пусть заботят других…
– Но мне интересно…
– Я, право, не знаю, прелесть моя. Тебе бы поговорить с ротмистром Темировым…
– Это тот усач, из лейб-гусар?
– Именно. Такие, как он, и занимаются скучными подробностями, суетой и возней, перемещением войск и черт знает чем еще… Говорю тебе, мне эта проза жизни решительно ни к чему. Я был избран для великого предприятия, на черта ли мне остальное? Я и без того буду овеян несказанной славой, мне твердо обещано… Моя роль в новой империи будет… Ах, да оставим это! Ты так прелестна… Не скинешь ли это глупое платье? Я никогда еще не видел лесных фей…
«И наверняка больше в жизни не увидишь, болван», – подумала Ольга, бесцеремонно скидывая со своей груди назойливые ладони и прислушиваясь к тому, что осталось за пределами разыгравшейся во сне комедии. Что-то беспокоившее ее появилось на дальних подступах и ко сну, и к яви. С чем это можно сравнить, она не знала: то ли далекий-далекий, на пределе слышимости, неприятный звук медного рожка, трубившего некий беспокоящий сигнал, то ли замаячившее на горизонте нечто – черное пятно на фоне безмятежной лазури. В любом случае это было неприятное ощущение, тревожащее – ну, а поскольку она узнала, пожалуй, все, что требовалось, следовало опустить занавес и покинуть сцену, благо не имелось зрителей и ждать аплодисментов не приходилось…
Солнечный луг помаленьку растаял, Ольга вновь оказалась в темной спальне и тихонечко принялась бормотать себе под нос, перемещая адъютанта из увлекательного сна в совершеннейшее забытье, где не было ни ярких цветов, ни очаровательных фей, вообще ничего.
Беспокойство нарастало, и Ольга, не в силах ему противостоять, сделала шаг к окну, распахнула на расстоянии створки, выплыла наружу, прикрыла окно за собой, опять же не прикасаясь к нему руками, задержалась на миг в воздухе, вертя головой, пытаясь определить, откуда исходят тревога и угроза…
Три черных тени, как будто обведенные по контуру слабо светящейся каймой, обрушились на нее сверху, из ночного неба, размыкаясь, словно настигшие зайца борзые. Невольно ойкнув, Ольга рванулась прочь с проворством, на какое только была способна – ее обдало таким порывом злобы и враждебности, что не следовало задерживаться ни на миг. И гадать, с кем ее на сей раз столкнула судьба, не следовало – побыстрее унести ноги, вот и все…