– Ваше величество… – только и пролепетал ротмистр, растерявший все молодечество. – Ваше неожиданное появление… Я и подумать не смел…
– Как стоишь? – зловеще прошипел «император».
Ротмистр торопливо вытянулся во фрунт, пробормотал:
– Такая неожиданность…
– По-моему, гораздо большая неожиданность – это то, что ты, Темиров, оказался впутанным в заговор, – веско, с расстановкой, раскатистым голосом произнес «император». – Связался с этой сволочью… Ты меня разочаровал, Темиров, крайне разочаровал. Я всегда был к тебе благосклонен, а ты вот чем отплатил…
– Ваше…
– Молчать! – последовал гневный окрик. – Хорош, чего уж там… Ну, что молчишь? Рассказывай, мерзавец, что вы намеревались делать после моего убийства. Живо! У меня нет времени с тобой возиться, кто-нибудь из твоих сообщников может оказаться и словоохотливее… Будешь искренен в раскаянии, быть может, самого худшего и избежишь…
– Ваше величество… Бес попутал…
– Твоих «бесов» я знаю поименно: Вязинский, Кестель, бон Бок…
– Помилосердствуйте…
На бравого лейб-гусара жалко и стыдно было смотреть: он побледнел, как смерть, отчего роскошные кудри, усы и бачки казались неправдоподобно черными, ослепительно-черными, если только уместно такое выражение. Ему и в голову не пришло подвергнуть сомнению и все происходящее, и личность императора – то, что раньше оборачивалось против Ольги (сиречь незнакомство большинства людей с колдовством и их прогрессивное неверие в таковое) – теперь служило к ее выгоде…
– Ну?!
– После случившегося кавалергарды должны были арестовать императорскую фамилию… та часть кавалергардов, что примкнула к заговору, под предводительством Балмашева… Полковник Кестель должен выдвинуться со своим полком в Петербург, разыскать по квартирам и присутственным местам сенаторов, собрать их и обрисовать ситуацию, дабы они утвердили манифест о пресечении династии и временно образованном правительстве с камергером Вязинским во главе… Часть лейб-гвардии егерского…
Он говорил, захлебываясь, сыпля фамилиями и подробностями. Когда фамилии стали третьестепенными, а подробности – чересчур мелкими, Ольга решительно его прервала:
– Достаточно. Хорош, голубчик… Пресечение династии, говоришь? Хорош… Ну что же, ступай к своему эскадрону и веди себя так, словно ничего не произошло… а я подумаю потом, что с тобой делать и заслуживаешь ли ты снисхождения… Ну, что стоишь? Марш!
– Государь, это было трагическое… роковое заблуждение… Моя преданность фамилии и лично…
– Марш!
Ольга ухватила ошеломленного ротмистра за расшитый жестким золотым сутажом ворот доломана – на сей раз без всякой магии, своею собственной рукой – и враз вытолкала из палатки, что было совсем не трудно: ротмистр, совершенно ошалевший, превратился в подобие безвольной ватной куклы. Оказавшись снаружи, он бросил назад полубессознательный, затуманенный взгляд. И нигде не увидел императора – а стоявший неподалеку с непроницаемым лицом корнет-белавинец и до того был чересчур уж малой пташкой, чтобы обращать на него внимание, а уж теперь, когда Темиров пребывал в совершеннейшем помрачении чувств, и подавно…