Они подошли прямо к отцу, не обратив никакого внимания на его слезы.
— Привет, пап, — сказал старший. Ему было около тридцати, у него были волнистые волосы, а лицом он поразительно походил на Банни. На плече у него примостился малыш в бейсболке с надписью «Рэд Сокс». Его брат — помладше, веснушчатый, худой, с кругами под глазами и неестественно темным загаром — забрал ребенка.
— Иди к дедушке, — сказал он, передавая его мистеру Коркорану.
Мгновенно перестав плакать, тот с обожанием посмотрел на ребенка и подбросил его в воздух.
— Чемп! — раздался его возглас. — Где это ты гулял? Неужели ездил кататься с папочкой и дядей Брейди?
— Мы свозили его в «Макдоналдс», — сказал Брейди. — Купили ему детский обед.
Мистер Коркоран изобразил изумление:
— И ты съел его целиком? Съел целый обед?
— Скажи да, — громко зашептал отец ребенка. — Скажи: «Да, деда».
— Хватит заливать, Тед, — расхохотался Брейди. — Он и кусочка не проглотил.
— Зато он получил подарок. Правда, малыш? Получил ты подарок, а? Покажи.
— Давай-ка поглядим, — приговаривал мистер Коркоран, разжимая ребенку кулачок.
— Генри, — сказала миссис Коркоран, — будь так любезен, помоги девушке отнести сумки. Брейди, а ты отведи молодых людей вниз.
Мистер Коркоран наконец извлек игрушку — пластмассовый самолетик — и стал показывать, как он летает.
— Ты только посмотри! — восхищенно шептал он.
— Поскольку речь идет об одной ночи, — продолжала миссис Коркоран, — я надеюсь, никто не будет возражать, если мы поселим вас по двое.
Мы потянулись за Брейди. Оглянувшись, я увидел, что мистер Коркоран повалил Чемпа на каминный коврик и принялся тормошить и щекотать. Спускаясь по лестнице, мы слышали полный ужаса и восторга детский визг.
Нас поселили в подвале. У дальней стены, между столами для пинг-понга и пула, были расставлены походные раскладушки, в углу лежала груда спальных мешков.
— Какое убожество! — воскликнул Фрэнсис, едва мы остались вдвоем.
— Это всего на одну ночь.
— Я не могу спать в одной комнате с другими. Я же глаз не сомкну.
Я присел на раскладушку Пахло затхлой сыростью, лампа над столом для пула отбрасывала тоскливый зеленоватый свет.
— И пыль кругом, — продолжал Фрэнсис. — Думаю, нам стоит перебраться в гостиницу.
Оглядываясь в поисках пепельницы, он не переставал презрительно шмыгать носом и жаловаться на пыль, но даже если б в комнату пустили смертоносный радон, мне и то было бы все равно. Я думал об одном: как, во имя всего святого, пережить следующий день? Мы приехали минут двадцать назад, а мне уже хотелось застрелиться.