Справиться с зажигалкой он не мог — большой палец не действовал из-за поврежденного сухожилия. Я дал ему прикурить.
— Так вот, теперь мне нужно жениться, — заключил он, выпустив дым.
— «Нужно»?
— Да. Иначе дед оставит меня без гроша.
— А устроиться на работу ты не можешь?
— Нет.
Как и в былые времена, подобный ответ вызвал у меня сильное раздражение, но теперь я только усмехнулся:
— Хм, я вот как-то умудряюсь зарабатывать себе на жизнь…
— Ты к этому привык.
Дверь приоткрылась, и, заговорщицки улыбаясь, к нам заглянула персональная медсестра Фрэнсиса:
— Мистер Абернати, к вам тут кое-кто пришел.
Фрэнсис зажмурился, словно ожидая удара:
— Это она.
Медсестра ретировалась. Мы переглянулись.
— Фрэнсис, одумайся.
— От меня уже ничего не зависит.
В палату танцующей походкой вошла блондинка с фотографии. Ее розовый свитер украшала вышивка из голубых снежинок, волосы были затянуты в хвостик лентой того же оттенка розового.
Я нашел ее очень миловидной, даже красивой. На одеяло посыпались подарки: плюшевый мишка, упаковки «желейных бобов», номера «Джи-Кью», «Атлантик мансли», «Эсквайра»… «С каких это пор Фрэнсис читает глянцевые журналы?» — изумился я.
Она чмокнула больного в лоб:
— Милый, ну что ты как маленький… Мы ведь, кажется, договорились, что ты больше не куришь?
Выхватив сигарету, она затушила ее в пепельнице, после чего одарила меня сияющей улыбкой.
— Присцилла, познакомься, это мой друг Ричард, — монотонно произнес Фрэнсис.
Она распахнула глаза:
— О, я про тебя так много слышала!
— А я про тебя, — вежливо ответил я, и на этом, как по волшебству, разговор иссяк.
На следующий день в Бостон приехала Камилла — она тоже получила «предсмертное» письмо.
Вспоминая, как Генри сидел у моей постели в больнице Монпелье, я читал Фрэнсису «Нашего общего друга», а потом задремал в кресле. Проснувшись от его изумленного возгласа, я открыл глаза и подумал, что грежу.
Она выглядела старше своих лет. Осунувшееся лицо, потемневшие волосы, стрижка под мальчика. Все эти годы мне подспудно казалось, что Генри увел ее за собой в царство теней; сам того не сознавая, я уже не надеялся встретить ее снова. Тем сильнее было мое потрясение, когда она вдруг возникла передо мной — увидев ее померкшие, но все еще обворожительные черты, я чуть не умер от счастья.
Фрэнсис раскрыл объятия:
— Привет, дорогая! Иди скорее сюда.
Фрэнсиса выписали на второй день после приезда Камиллы (это была Пепельная среда). Втроем мы отправились гулять по городу. Бостон показался мне похожим на никогда не виденный Лондон: серое небо, закопченные кирпичные домики, китайские магнолии в тумане. Камилла и Фрэнсис захотели пойти к мессе, я к ним присоединился.