В этой связи мне вспоминается сон двухнедельной давности.
Темной ночью я брел по какому-то старому городу — Лондону или, может быть, Риму, — обезлюдевшему после войны или эпидемии. Поначалу я видел лишь разруху и запустение: заросшие сорняками площади, парки с вывороченными деревьями и изувеченными статуями, дома, из боков которых переломанными ребрами торчали ржавые балки. Потом среди заброшенных руин мне стали попадаться новые высотные здания, соединенные подсвеченными переходами из стекла и металла, — сквозь щебень прошлого прорастала, фосфоресцируя, гладкая и бездушная современность.
Я зашел в одно из таких строений, оказавшееся не то лабораторией, не то музеем. Посередине просторного сумрачного зала несколько мужчин курили трубки и рассматривали какой-то экспонат.
Я подошел ближе. Под стеклянным колпаком медленно вращалась странная машина, детали которой то распадались, то складывались в архитектурные образы. Инкский храм… щелк-щелк… Египетские пирамиды… Парфенон. Я застыл, завороженно наблюдая, — сама история, изменчивая и многоликая, протекала у меня на глазах.
— Я так и предполагал, что застану тебя здесь, — произнес голос у меня за плечом.
Это был Генри. На его правом виске, чуть выше дужки очков, я заметил отверстие в ореоле порохового ожога.
Я обрадовался встрече, но ничуть не удивился:
— Знаешь, все говорят, что ты умер…
Он смотрел на машину. Колизей… щелк-щелк… Пантеон.
— Нет, я не умер. Просто у меня возникли некоторые проблемы с паспортом.
— Как это?
Он кашлянул:
— Мои перемещения ограниченны. Я больше не могу, как раньше, отправиться туда, куда захочу.
Айя-София. Собор Святого Марка в Венеции.
— А где мы находимся?
— Боюсь, эта информация не подлежит разглашению.
Я с любопытством огляделся. Курильщики исчезли, мы остались в зале одни.
— Сюда вообще пускают посетителей?
— Как правило, нет.
Меня переполняло желание рассказать ему про себя, задать ему море вопросов, но я почему-то знал, что на долгий разговор у нас нет времени. Впрочем, чувствовал я и то, что любые слова все равно будут некстати.
— Ты счастлив здесь? — только и спросил я.
Он задумался:
— Не слишком. Блаженного. Шартр. Солсбери. Амьен.
Генри бросил взгляд на часы:
— Надеюсь, ты извинишь меня. У меня встреча, и я уже немного опаздываю.
Он направился прочь, а я смотрел ему вслед до тех пор, пока его темная фигура не растворилась в сумраке зала.